Джоди Пиколт - Второй взгляд

Медленно иду, не отрывая руки от стекла, мои отражения следуют за мной, переползая из зеркала в зеркало… Внезапно вместо своего лица я вижу в зеркале чужое. Черные глаза, черные волосы, рот, не знающий, что такое улыбка. Нас разделяет всего несколько дюймов. Меня и мужчину, который смотрел на меня во время представления. Кажется, никто из нас не дышит.

Ох, как жарко. Это последнее, что я успеваю подумать, прежде чем все вокруг заволакивает темнота.

Патриотический долг каждой нормальной супружеской пары — рожать как можно больше детей, чтобы восстановить генетический фонд «старого доброго Вермонта».

— Все хорошо, Сисси.

Голос Спенсера увлекает меня в длинный туннель. Когда мое зрение проясняется, пытаюсь найти знакомые ориентиры: «Хрустальный лабиринт», трибуну, лоток продавца соленых орехов. Но вместо этого вижу кувшин, умывальный таз на собственном туалетном столике и позолоченную спинку кровати. На лбу у меня мокрое полотенце, вода капает с него на подушку.

Спенсер держит меня за руку. Вспоминаю, как в детстве папа брал меня за руку, чтобы перевести через Чёрч-стрит. Я вышла замуж за Спенсера, когда мне было семнадцать; он стал вторым взрослым мужчиной, который меня оберегает. Лежа на боку, глядя на собственный живот, свисающий на бедра, думаю о том, что сама я так и не стала взрослой.

— Тебе лучше? — спрашивает Спенсер и улыбается так ласково, что внутри у меня все поет.

Я люблю его. Люблю запах его волос, люблю горбинку у него на носу, которая не дает очкам сползти слишком низко. Люблю его поджарое мускулистое тело — никто бы не подумал, что под строгим костюмом и безупречно отглаженной рубашкой скрываются такие развитые мускулы. Обожаю, когда он смотрит на меня так озадаченно, будто любовь — это вещество, количество которого невозможно измерить научным способом, ибо оно слишком быстро возрастает. Мне жаль, что мы не встретились на оживленной улице в Нью-Йорке, или на вечеринке в саду в Айове, или даже на теплоходе во время трансатлантического рейса. В общем, в любом месте, где Спенсер не воспринимал бы меня как дочь профессора Гарри Бомонта. И к нашим отношениям не примешивалось бы отношение Спенсера к моему отцу.

Он кладет руку мне на живот, и я закрываю глаза. Знаю, Комитет по изучению человеческого фактора, в котором работает Спенсер, рекомендует относиться к выбору супруги с особой осторожностью. Но Спенсер выбрал меня отнюдь не потому, что я — это я. Он выбрал меня, потому что я дочь своего отца.

Интересно, что чувствовал Спенсер, принимая решение. Уж конечно, он располагал всей информацией обо мне. Знал о моем… скажем так, дефекте. И тщательно взвесил все за и против.

— Как я здесь оказалась? — За этим вопросом скрывается несколько других.

— Ты потеряла сознание на выставке.

— Было слишком жарко…

— Отдыхай, Сисси.

«Я чувствую себя превосходно!» — хочется мне закричать во все горло, хотя это неправда. В детстве я иногда забиралась на крышу нашего дома, этого самого дома, где мы живем сейчас, раскидывала руки, как крылья, и орала на весь Комтусук. Дело было, разумеется, не в том, что мне хотелось сообщить людям нечто важное. Просто отец постоянно твердил, чтобы я не шумела, и порой это начинало действовать мне на нервы.

Иногда мне кажется, что в крови у меня возникают какие-то темные завихрения, которые дают о себе знать в самые неожиданные моменты. Сейчас, когда Спенсер так трясется надо мной, это происходит особенно часто. Постоянно хочется курить. Сегодня я зачем-то отправилась к гадалке. Вчера порезала себе руку.

Наверное, эти завихрения я унаследовала от своей матери.

— Пойду… Пришлю к тебе Руби. — Спенсер встает и целует меня в макушку. — Все будет хорошо.

Если Спенсер так говорит, значит так оно и будет.

Руби маячит в дверях, ожидая, когда я сделаю ей знак войти. Нашей служанке всего четырнадцать лет. По возрасту мы могли бы быть подругами, но нас разделяет пропасть. Дело не только в том, что Руби служанка, а я хозяйка. На самом деле я старше Руби не на четыре года, а на несколько десятков лет. Когда Руби уверена, что ее никто не видит, она начинает танцевать. Делает пируэты, скрывшись за простынями, которые сохнут во дворе на веревке. Отплясывает линди-хоп или чарльстон. Я никогда не позволяю себе ничего подобного. Всегда помню, что кто-то может наблюдать за мной.