Серый Волк аккуратно сворачивает газету и откладывает ее в сторону.
— Если ты расскажешь людям, что я твой отец, они не услышат гордости, которая прозвучит в твоих словах. Люди услышат лишь то, что ты наполовину индианка.
— Меня это не волнует.
— Только потому, что ты не знаешь, каково это — быть индианкой. Тебе не приходилось долгие годы носить чужие вещи, откликаться на чужое имя, жить в чужих домах и выполнять чужую работу. А если ты не захочешь терпеть унижение, если ты попытаешься убежать… все скажут: эти джипси годятся лишь на то, чтобы бродяжничать. — Он печально кивает. — Я надеюсь, что твоя жизнь будет лучше моей. Даже если для этого тебе придется держаться от меня подальше.
Ребенок беспокойно переворачивается внутри меня.
— Если это так, зачем же ты меня искал? — спрашиваю я. — Ты ведь мог прожить всю жизнь, так меня и не увидев.
— Нет, не мог, — качает он головой.
— Вот и я не могу держаться от тебя подальше.
Серый Волк выглядывает из палатки на улицу, где идет проливной дождь.
— Когда ребенок появится на свет, ты все поймешь. В нашем языке есть такая фраза: «Авани киа» . Она означает: «Кто ты?» Не «как тебя зовут», а «к какому клану ты принадлежишь». Тому, кто много странствует, часто приходится ее слышать. Каждую зиму, когда я приходил в Одонак, меня спрашивали, кто я. Я отвечал: мой прадед был вождем племени, моя тетя Сопи — целительницей, не знавшей себе равных. И каждый раз, отвечая, я думаю об одном. Пока я сам знаю, кто я такой, не важно, как называют меня люди. — Несколько мгновений он молчит, потом добавляет: — Нынешней зимой я расскажу им о тебе.
Впервые он заговорил о том, что собирается покинуть наши края. Конечно, я всегда знала, что он странник, кочевник. Но мысль о том, что вскоре он отправится в Канаду и нам предстоит разлука, пронзает меня насквозь.
— А что, если я поеду с тобой? — спрашиваю я.
— В Одонак? Не думаю, что ты будешь там счастлива.
— Но здесь я тоже несчастлива.
— Лия, я не говорю, чтобы ты со мной не ехала. Я слишком эгоистичен, чтобы тебя отговаривать. Но как только ты окажешься в Канаде, ты начнешь тосковать о том, что оставила здесь.
— Откуда ты знаешь?
— Откуда? — Он смотрит на стол, на котором лежит камея моей матери. — Я знаю, что человек не может жить в двух мирах одновременно.
— Но ты едва нашел меня — и уже хочешь покинуть!
Серый Волк улыбается:
— Нашел? Кто сказал, что ты была потеряна?
Опускаю голову и машинально потираю шрам на запястье.
— Я не такая смелая, как ты.
— Нет, ты намного смелее, — отвечает он.
* * *
Никто не имеет права производить на свет детей, обреченных на страдания вследствие грехов их родителей.
Из выступления мистера Хардинга из Западного Фэйрли во время дебатов, посвященных законопроекту о стерилизации, в палате представителей штата Вермонт. «Берлингтон фри пресс», 21 марта 1931 года
В бильярдной стоит грохот, потому что шары без конца ударяются друг о друга.
— Спенсер, неужели ты допустишь, чтобы старик разбил тебя наголову! — смеется отец.
— Гарри, не угодно ли вам заткнуться и нанести удар?
Улыбаюсь и прижимаю руку к пояснице. Я стою у буфета в столовой, которая примыкает к бильярдной, и пересчитываю серебряные ложки. По настоянию Спенсера я делаю это каждый месяц. У нас никогда ничего не пропадало, но Спенсер считает подобную предосторожность нелишней.
Откладываю в сторону седьмую чайную ложку, и тут до меня долетает слово «джипси».
— В результате мне пришлось закончить работу самому, — говорит Спенсер.
— Это меня ничуть не удивляет, — отвечает отец, ударяя кием по шару. — Ложь и воровство у этих людей в крови. И разумеется, абсолютная безответственность тоже относится к числу их наследственных качеств.
— Помимо всего прочего, выяснилось, что этот тип отсидел срок в тюрьме по обвинению в убийстве.
— Боже мой!
— Да, ничего не скажешь, с работничком нам повезло. — Спенсер тихонько чертыхается. — Конечно, я считаю, что в принципе преступники способны исправиться и жить нормальной жизнью. Но я не собираюсь проверять эту теорию на опыте собственной семьи.
Судя по стуку, отец собирает шары для новой игры.
— Проблема состоит в том, что закон о стерилизации не избавляет нас от дегенератов, успевших благополучно родиться, — слышу я его голос. — Полагаю, со временем этот закон придется доработать.
Кровь приливает к моим щекам. Отец произносит эту фразу без всякой злобы; он не имеет в виду конкретных людей, которых ненавидит и мечтает уничтожить. Просто они со Спенсером пытаются изменить мир к лучшему, ради будущих поколений сделать его более благоустроенным и процветающим.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу