Питер Мэй - Локдаун

Доктор Кастелли открыла дверь встроенного шкафа. Одежда Чой висела аккуратными рядами на проволочных плечиках и по большей части выглядела новой. Блузки и юбки, ряд маленьких туфелек под ними. В комоде они обнаружили стопку антрацитово-серых джемперов, школьный галстук, трусы и носки. Ни футболок, ни джинсов, ни какой-либо яркой одежды, отражающей кипучую натуру ребенка. Ни намека на какую-нибудь игру. Что за странное, спартанское существование вела девочка в этом доме?

– Господи, да в детской палате умирающих от рака и то больше веселья, – сказала доктор Кастелли. Она подняла серый джемпер из ящика и поднесла к лицу. – Бедный ребенок.

Макнил посмотрел на нее.

– А вы не боитесь заразиться?

– Гриппом? – Она передернула плечами. – Сомневаюсь, что могу его подцепить. Я сталкивалась со столькими инфекционными заболеваниями, мистер Макнил. В моем организме столько антител, что несколькими пинтами моей крови можно привить весь Лондон. – Она покачала головой. – Почти весь прошлый год я провела во Вьетнаме, гоняясь за больными птичьи гриппом и пытаясь понять, были ли случаи передачи от человека человеку. Я их не обнаружила, но контактировала с большинством больных. Мы решили сделать анализы крови у некоторых родственников. И в ряде случаев нашли антитела у них в крови. Как будто они перенесли грипп, но без симптомов. Это внушило нам надежду, что, возможно, он не так смертоносен, как мы опасались. Конечно же, мы ошиблись. Но потом проверили мою кровь, и у меня тоже оказались антитела. Удивительно, да?

– Вы сказали, что не обнаружили случаев передачи от человека человеку.

– Именно так. Но другие обнаружили. Первый случай, как считается, произошел в Таиланде. В большой семье в провинции Кампхэнгпхет, около пяти часов езды к северу от Бангкока. Ученые примерно смоделировали, что произойдет, если начнется успешная передача от человека человеку. Через двадцать один день будет шестьсот заболевших. А еще через десять дней – шесть тысяч. Вот почему мы все так всполошились, мистер Макнил. При передаче от человека человеку и летальности от семидесяти до восьмидесяти процентов количество умерших по всему миру достигнет немыслимых цифр. Вы слышали про грипп испанку?

Макнил кивнул.

– Худшая пандемия в истории человечества. В 1918 году погибли больше пятидесяти миллионов. Смертность у нее была меньше двух процентов.

– Я думал, чума была хуже испанки, – сказал Макнил.

– От нее погибло больше людей, это да. Но это заняло несколько сотен лет. А испанка сделала свое дело всего за несколько месяцев.

Из комнаты Чой они перешли в хозяйскую спальню.

– Дело в том, – сказала доктор Кастелли, – что мы были совершенно уверены – именно птичий грипп вызовет следующую пандемию, он начнется в Юго-Восточной Азии и постепенно распространится по всему остальному миру. Вот почему мы сосредоточили все усилия именно там. Конечно, в конце концов грипп добрался бы и до Лондона. Но никто и на секунду не мог представить, что он отсюда начнется.

Эркерные окна большой хозяйской спальни выходили на улицу. Но ставни были закрыты, чтобы сюда не проникал ни свет, ни любопытные взгляды. Большую двуспальную кровать так и не прибрали с тех пор, как кто-то спал на ней в последний раз. Подушка с левой стороны осталась нетронутой – похоже, спал здесь только один человек. В комодах и шкафу обнаружилась только мужская одежда. Никаких духов, щеток для волос или косметики в прилегающей ванной. Если жена мистера Смита и жила в этом доме, то явно уже давно уехала.

Доктор Кастелли наблюдала, как Макнил методично обыскивает комнату.

– Те цифры, которые объявляет правительство… – сказала она. – Это чушь собачья. Они гораздо хуже.

– Насколько хуже?

– Ну, сколько жителей в Лондоне? Около семи миллионов? Прикиньте сами. Четверть населения заболеет. Это около миллиона семисот пятидесяти тысяч. Примерно три четверти этих людей умрут. Это больше миллиона трехсот тысяч. Умрут. Исчезнут навсегда. Безвозвратно.

Макнил повернулся и посмотрел на нее в призрачном желтоватом свете фонарика. Она явно любительница статистики.

– Цифры – это не люди, доктор Кастелли. А люди – не цифры.

Но он знал, что Шон стал именно цифрой, очередной обезличенной жертвой, скормленной печи.

Что-то в его тоне вызвало озадаченный взгляд доктора Кастелли.

– Это был кто-то близкий? – спросила она через пару секунд.

– Сын.

– Сочувствую.

– Да. – Макнил повернулся к двери. – Давайте спустимся вниз.