Николай Свечин - Касьянов год

— Что, Асланов скрыл от меня сразу трех покойников? — возмутился питерец. — Неосторожно. Думал, его проверить нельзя? Вы в отъезде, а другие не посмеют спорить?

— Тут нет ни одного явного покойника, — пояснил Красовский. — Все трое бесследно исчезли. Шишко в декабре прошлого года, Зайцев в марте этого, а Тупчий в апреле.

— Та-а-ак… Вы лично дознавали какое-то из исчезновений?

— Когда люди пропадают, Алексей Николаевич, дознание, как правило, не ведется. Если только родственники не потребуют.

— И тут не велось? Во всех трех случаях?

— Жена и дети Тупчего потребовали. Дознавал сыскной городовой Шандурипа из моего отряда. У нас, у околоточных, по восемь человек в подчинении. Мои все приличные, я их сам отбирал. А у Спиридона такие абреки! Первый среди них — Серега Зелло. Обыватели уж не знают, кого им больше бояться: бандитов или тех городовых.

— И как начальство делит между вами город?

— Раньше было по участкам. Но пришел Желязовский и поменял. Теперь мне поручают дела, где с потерпевших нечего взять. А где можно заработать или отобрать у скачков со шниферами [51] Скачок — вор, проникающий в квартиры через подбор ключей; шнифер — вор, занимающийся кражами со взломом. , там Спиридон.

— Но Шандурипа — ваш человек. Он ответит на мои вопросы?

— Я напишу ему записку, тогда ответит.

— Пишите. Сейчас же еду в сыскное. Тут пахнет жареным, чует мое сердце.

— Я вот что помню… — задумчиво сказал Красовский. — Родня Зайцева расследовать его пропажу не просила. Но я все-таки заехал к ним домой, для очистки совести…

— И как?

— Напуганные они были, вот что бросилось в глаза.

— Напуганность — постоянное еврейское состояние, — возразил Лыков. — Что-то важное родственники сказали?

— Нет.

— Тогда я поехал. А к вам, Николай Александрович, такая просьба. Можете выяснить, кто получил участок после исчезновения Шишко? Вы сказали: место было хорошее.

— Ищи, кому выгодно?

— Точно так.

— Хорошо, я узнаю в управе, — кивнул Красовский. — Давайте в обед встретимся, обменяемся сведениями.

— Где?

— Да хоть в кухмистерской напротив Ботанического сада. Помните ее?

— Даже угощался в ней на днях. Но место известное, там ваша конспиративная квартира. Могут взять под наблюдение.

— Могут, — согласился околоточный. — Тогда где?

— Ваш город, вы и решайте.

— По улице Кожемяцкой есть тихая такая чайная…

— Кожемяцкая?

— Над Фроловским женским монастырем, по Замковой горе. Я там жил раньше. Хозяин — честный человек, молчаливый.

— Найду. Вот только боюсь, что буду уже с «хвостом». Ведь придется появиться в сыскном, там мне его и приставят.

— Не беда, — усмехнулся Николай Александрович. — В чайной есть другой выход. Сядем в чистой половине, попросим хозяина никого не впускать. А как закончим, я нырну в проулок и был таков.

— Отлично. Значит, в той чайной ровно в двенадцать?

— Договорились.

Лыков отправился на Большую Житомирскую. Отыскал там городового Тараса Шандурипу, вывел в коридор и предъявил записку. Тот прочитал и стал во фрунт:

— Что изволите?

— Вы вели дознание по факту пропажи Тупчего? В апреле этого года.

— Так точно.

— Расскажите мне об этом деле все, что помните.

Городовой наморщил лоб:

— Звали его Никифор Саввич. Лет около тридцати. Задиристый был человек…

— Что значит задиристый?

— Ну скипидаристый. Ценовщики все продажные, а этот был не такой. Отказывался с домовладельцами ладить. Чтобы они ему, значит, барашка в бумажке, а он им налог уменьшил.

— Понятно. Многие, наверное, обрадовались, что такой человек исчез?

— Да уж. Он один всего и был неподкупный. Извели…

— Что показало дознание?

— А ничего не показало, — развел руками городовой. — Вышел Тупчий из присутствия по квартирному налогу и не вернулся.

— А подробнее?

Городовой опять наморщил лоб:

— Явился за ним какой-то молодой человек. И увел.

— Что за молодой человек? Куда увел?

— Дознанием этого установить не удалось. Да мало ли их там по городской управе ходит? Тут и связи-то, может, никакой нет.

— Может, и нет. А вдруг есть? Как незнакомец выглядел?

— Приличный, воспитанный. Лицо… чистое. Располагающее лицо.

— Возраст?

— Лет двадцать, не больше. Нет, он ни при чем, порядочного человека сразу видать.

Других важных сведений Шандурипа вспомнить не сумел и был отпущен. До полудня еще оставалось время, и Лыков потратил его на изучение журнала происшествий. Пропали три человека… По каждому нашлось несколько строк. И все. Никаких протоколов, актов дознания, показаний свидетелей. Киевская полиция не считала эти случаи преступлениями и не тратила на них время.