Николай Свечин - Касьянов год

— Кажется, читал… — Тут питерец спохватился: — Простите! Уже поздно, вы пришли по делу, а я у вас пустяки выпытываю. Что еще просил передать Николай Александрович? Он закончил дело в Ходоркове?

— Да. Его отпустили в Киев и дали три дня, чтобы написать акт дознания.

— Так он нашел убийцу?

— Разумеется, — удивилась вопросу женщина. — Чтобы Николай Александрович и не нашел?

Э-э, да тут любовь, догадался сыщик. Выверцева между тем продолжила:

— Писать бумагу он будет у себя на квартире. На службе появляться необходимости нет, да и Цихоцкий в отпуску. Поэтому он просит вас, если есть время и желание, навестить его в эти три дня.

— Завтра же и заеду, — обрадовался надворный советник. — Где проживает Николай Александрович?

— Волчий яр, дом Саламахи. Это в Татарке.

— Так далеко?

— Там квартиры дешевле. Он же взяток не берет, — пояснила Ангелина Васильевна.

— Понятно, — вздохнул Лыков и встал: — Позвольте вас проводить?

Но женщина жестом пригласила его сесть:

— У меня есть еще разговор к вам. Не уверена, Алексей Николаевич, что вы его одобрите, но…

— Слушаю вас внимательно.

К удивлению Лыкова, гостья заговорила о своих отношениях с Красовским:

— Николай Александрович очень вас хвалил. Я уже говорила это, но сейчас не лишнее повторить. Он редко кого хвалит. А для него вы авторитет, человек выдающийся в той профессии, которую он себе избрал. Я имею в виду профессию сыщика.

Женщина замолчала, глядя на питерца.

— Я понял, продолжайте. Что вы желаете от меня?

— Ах, ну ясно же! Чтобы вы поговорили с ним. Он вас уважает и наверняка прислушается.

— О чем мы должны поговорить?

— О наших с ним отношениях.

Только теперь до Лыкова дошло:

— Вы хотите за него замуж, а он отказывается?

— Да.

— Что же ему мешает?

— Материальная неустроенность.

— Лишь это? Простите… Он вас любит?

— Да. А я его. Но щепетильность и честность Николая Александровича мешают ему сделать мне предложение. Поскольку он-де не сумеет обеспечить жене достойную жизнь. Он рассказывал вам историю про надзирателя, который застрелился от безденежья?

— Рассказывал.

— Это его больное место.

Лыкову на миг показалось, что его собеседница сейчас расплачется. Однако она и не думала этого делать.

— Я говорю ему, говорю: главное, что мы нашли друг друга. Все остальное ерунда, и деньги в том числе. Кроме того, мой заработок тоже пойдет в семейный бюджет. Это его почему-то особенно злит… Почему, вот объясните мне? Почему женщина должна сидеть на шее у мужа? Почему служба ее унижает?

Сыщик только диву давался. Пришла в номер к незнакомому мужчине, выполнила поручение и сразу принялась решать свои дела. С бухты-барахты первому встречному выложила сокровенные тайны, да еще требует содействия.

А впрочем, что такого? Женщина хочет семейного счастья. Красовский — штучный человек, честен, умен, на своем месте. А его излишняя щепетильность лишь вредит возможному счастью…

— Я вас понял, Ангелина Васильевна. Сделаю, что смогу. Только надо придумать как. В этих тонких материях легко и навредить. Начну я Николаю Александровичу советовать, а он скажет: зачем лезете в чужую жизнь?

Они помолчали. Выверцева была довольна: собеседник понял ее и не сконфузился, не стал читать нравоучения. Ясно, что настоящие дамы себя так не ведут. Но меньше всего эта маленькая решительная женщина желала походить на настоящую даму.

— Как же мне вас проводить? — спохватился сыщик.

Кассирша-конторщица сразу его поняла:

— Николай Александрович предупредил меня, что за вами будут обязательно следить.

— Так и есть.

— Если вы сейчас меня проводите, филеры установят самоличность. Соединят с Николаем Александровичем, догадаются, что это он меня к вам послал. И проследят уже его квартиру.

— Как же быть?

— Я все придумала. Даже чулки фильдекосовые надела, — засмеялась Выверцева. — Мы сделаем вид, что я гулящая.

— Как это?

— Очень просто. Пришла к вам в номер, и мы тут… Ну, понятно. А потом, часа через два, вы меня отпустите. Я сама найму извозчика до дома. Тогда никто не свяжет меня с околоточным надзирателем Красовским. Он не из тех, что имеют дело с гулящими.

— И вы не боитесь? — ошарашенно спросил Лыков.

— Чего? Людской молвы?

— Хотя бы ее.

— Нет, не боюсь. Вот потерять Николая Александровича боюсь. И на все готова, чтобы он был со мною. А молва…

— Вы суфражистка?

— Кто? Ах, эти… Нет, глупости мне не интересны. Я семью хочу и знаю, с кем.