Роберт Маккаммон - Зов ночной птицы

У него оставалось на сон менее четырех часов, и надо было ими воспользоваться. Завтра предстояло много дел, в большинстве своем не только противозаконных, но и крайне опасных.

Как утащить ключ у Грина? Что-то должно придуматься. Во всяком случае, он на это надеялся. Компас был жизненно необходим. А также одежда и подходящая обувь для Рейчел. Потом надо будет запастись провизией — предпочтительно вяленой говядиной, но не слишком сильно просоленной, иначе потребуется больше воды. Еще надо написать письмо судье, и эта задача, пожалуй, будет сложнее всех прочих.

— Господи, — прошептал он, — что же такое я затеял?

Как минимум сто сорок миль. Пешком. Через жестокие и коварные земли, пусть даже следуя наименее рискованным маршрутом, если верить давным-давно умершему картографу. До самой Флориды, где он выпустит на волю свою ночную птицу. А потом обратно, в одиночку?

Миссис Неттлз была права. Он ни черта не смыслил в рыбалке.

Но ведь когда-то он исхитрился выжить в гавани Манхэттена, четыре месяца сражаясь за жалкие крохи еды, воруя и копаясь в мусоре трущобных дебрей. Он перенес все тяготы и лишения, потому что иначе было нельзя. То же касалось и пешего перехода с магистром от трактира Шоукомба до города — под дождем через лес по раскисшей земле. Он заставлял судью идти вперед, когда Вудворд уже хотел все бросить и сесть в жидкую грязь. Мэтью сделал это, потому что иначе было нельзя.

Двое детей добрались почти до самой Флориды. Они прошли бы весь путь, если бы брат не сломал ногу.

Значит, это возможно. Это просто не может быть невозможным. Таков единственный ответ.

Но оставался вопрос, который никак не шел из головы и не давал уснуть: «Что же такое я затеял?»

Он перевернулся на бок и принял позу младенца в материнской утробе перед тем, как он будет извергнут оттуда в суровую реальность этой жизни. Он был напуган до мозга тех самых костей, которым миссис Неттлз предрекла участь быть разгрызенными в звериной берлоге. Он был напуган, и горячие слезы страха жгли глаза, но он смахивал их до того, как они потекут по щекам. Он не был заступником, не был следопытом, не был рыбаком.

Но он, видит Бог, умел выживать и должен был сделать так, чтобы выжила и Рейчел.

Он сможет. Сможет. Сможет. Сможет. Сможет.

Мэтью повторил это сотню раз, но восход солнца и крик первого петуха застали его не менее испуганным, чем он был в безжалостной темноте.

— Что с тобой? Скажи мне честно.

Мэтью смотрел из открытого окна в спальне судьи на залитые солнцем крыши и на блики, играющие в голубой воде озера. Была уже вторая половина дня, и в отдалении очередной фургон выезжал за городские ворота. С утра Мэтью наблюдал почти беспрерывное отбытие фургонов и воловьих упряжек, под скрип колес и топот копыт поднимавших желтое пылевое марево, которое не успевало рассеиваться и застилало ворота, как несмываемое позорное пятно. Роберт Бидвелл являл собой печальное зрелище: в пыльном парике, с не заправленной в штаны рубашкой, он стоял посреди улицы Гармонии, умоляя жителей не покидать город. В конечном счете Уинстон и Джонстон отвели его в таверну Ван Ганди, хотя по воскресеньям та обычно была закрыта. Впрочем, сам Ван Ганди еще ранее собрал вещички — включая свою гадкозвучную лютню — и покинул Фаунт-Ройал. Мэтью предположил, что в таверне осталось некоторое количество пойла, которым Бидвелл попытается залить свое горе в предчувствии катастрофы.

На взгляд Мэтью, после рассвета отсюда уехали никак не менее шестидесяти человек. Конечно, ближе к середине дня число отъезжающих сократилось из опасения провести ночь в лесу между Фаунт-Ройалом и Чарльз-Тауном, однако находились и те, кто предпочитал риск ночного путешествия перспективе провести еще одну ночь в этом ведьмовском притоне. А завтра с восходом солнца следовало ожидать нового потока беглецов, даже несмотря на предстоящую в это утро казнь Рейчел, ибо хитроумно составленное заявление на двери Ланкастера давало понять, что любой из ваших соседей может быть тайным слугой Сатаны.

В это воскресенье церковь стояла пустой, зато лагерь Исхода Иерусалима заполнился перепуганными горожанами. Нынче пастырь наверняка рассчитывал сорвать жирный куш. Его трубный глас вздымался и опадал подобно штормовым волнам, и вместе с ним вздымались и опадали истошные вопли и визг захлебывающейся от ужаса паствы.

— Мэтью, что с тобой такое? — вновь спросил с постели Вудворд.