Юлия Нелидова: Дело о сорока разбойниках

И поспешно достал блокнот, которых Иноземцев ему ежедневно по штуке выдавал, поскольку изводил Давид их быстро с тех самых пор, как дочери Зубова краски подарили и научили в руке держать грифель. На каждом листе коряво, но по-своему аккуратно и даже с соблюдением пропорций были изображены все предметы, что стояли на лабораторном столе в бывшей квартире Ивана Несторовича. И горелка, и колбы, и мензурки, и даже велосипед с генератором. Эх, жалко бросать динамо-машину, доработать бы, но материала было мало в Туркестане для любителей механики и электричества.

– Хм, да ты художник, – задумчиво проронил Иноземцев, листая рисунки один за другим. – Какая память о моей ташкентской квартире останется… Тебе не блокноты выдавать надобно, а альбомы.

– Да! – просиял мальчишка. – Большой альбомы.

– Большой альбом, – опять поправил Иноземцев и, расширив воротничок, проронил тревожно: – Отчего поезд задерживают?

Тут заглянул проводник, поклонившись, спросил билеты, а заодно и на вопрос доктора ответил:

– Сейчас тронемся, ваше высокоблагородие. Ждут-с одного отставшего пассажира, француза. Он на своем фургоне в Красноводск змей возит. Фургон сей в товарный вагон затолкать должны, видели небось последним прицеплен? Так это для него. Должон был сесть у Байрам-Али, опоздал, отправил вперед себя текинца, чтоб тот домчал и задержал состав. Говорят, он-таки тигра пристрелил, тоже в Красноводск везет вместе со своими ящиками. Туранского! Таких совсем не осталось.

Иноземцев поморщился и отвернулся к окну. Поскорее, поскорее бы в Европу, в Петербург. Устал, нет мочи, пески, тигры, солнце. Надоело!

Ульяна Владимировна Бюлов сидела верхом на козлах повозки, крытой разноцветной брезентовой тканью, погоняя рыжим текинским жеребцом, в цилиндре набекрень – сколько ни выбирала себе головной убор, все велики были, во фраке прежде черном, но сейчас перепачканном пылью. С лица ее не сходила довольная усмешка. Хотела, конечно, до Иноземцева в поезд попасть, но на Юлбарса все никак хлороформ не действовал, все брыкался и лапами норовил ударить. Чуял небось, что ему предстоит немалый путь. Потому и припоздали.

Эх, не получалось все у Ульяны пристроить своего питомца. В горах отпустить ну никак нельзя, погибнет – не приучен туранский тигр по скалам прыгать: сорвется, разобьется. На Амударье его в два счета пристрелят, там уже последние шесть особей отстреляли в прошлом месяце. На князя надежда была, но с ним так знакомство и не удалось свести из-за проклятого психиатра, который едва ли не под дверью спальни Николая Константиновича почивать укладывался, такой дотошный, ужас. Десяток попыток Ульяны попасть в его дом незамеченной провалились, и ей несолоно хлебавши приходилось уходить. Даже когда психиатра в госпиталь положили, и то не вышло поговорить с князем, опоздала Ульяна – заковали того в наручники и куда-то увезли, ночью, молча, не объяснив ему ни слова. Бедному князю оставалось только покорно следовать за своими тюремщиками. А Ульяна сидела на ветвях раскидистого дуба в его саду и ничего поделать не могла, чтобы хоть как-то воспрепятствовать произволу. Опять государю на него кто-то кляузу донес.

Вот уж какой бедовый, а еще вроде как принц. Может, не понравилось начальству, что он за тигром в горы в поход отправился? Хоть и был тот удачным.

Тогда атаман ведь купился, как дитя, давно ходил за Ульяной и просил, мол, научи тоже так с тигром, чтобы он слушался, все хотел власти над Юлбарсом, а она ему говорит в шутку: надо халатами обменяться и тогда тигр, чуя запах своего хозяина, станет как шелк. Глупый атаман поверил, заставил Ульяну снять с себя всю свою одежду. Ульяна рассердилась, но одежду отдала, а ночью украдкой порох разбойникам подмочила и с тигром в горы ушла. Обошла Большой Чимган кругом, встречным чабанам про атамана и поведала – пусть неповадно станет негодяю. Потом преспокойно сошла вниз, тигра – на пустошь, к Чирчику отпустила, сама в Ташкент махнула.

Иноземцеву она про Чимган рассказала, когда уже воротилась, когда дело было сделано. Пыталась мягко прозондировать доктора, прежде понять – одобрит ли он такой поступок. Да тот опять волнениями стал исходить, пришлось плюнуть, исчезнуть. Плохо ему становилось от ее идей. Решила – все, пока солдаты ее бандитов не истребят, пока тигру хозяина не найдет, не станет тревожить доктора.

Банду успешно разгромили, но тигра не обнаружили, выставили тогда, негодяи, вместо живого легендарного Юлбарса тигриную шкуру. Что отчасти было правдой – Ульяна этим маневром тоже пользовалась: тигриную шкуру на плечи накидывала, в потемках и суматохе полосатого пятна для всеобщего страха было достаточно, особенно в городах, куда зверя заводить опасно. Потом в окрестностях Ташкента устроили настоящую охоту на тигра, о которой никто из жителей ведать не ведал, все тайно сделали. Пришлось спешно бежать обратно в Ахалтекинскую степь. А про особую договоренность, что градоначальник имел с теми, кто в гостях у Захо был, Ульяна узнала слишком поздно, когда Иноземцев сражался с умалишенным Дунканом.