Юлия Нелидова - Дело о сорока разбойниках

– Да что ж вы нам не доверяете совсем? Уж даже Максимович с нивелированием закончил.

Доктор не ответил, только с силой зубы сжал, глядя в землю.

– Макеев близко. Не станем же его второй раз за нами просить сюда добираться. Солнце село. Нет охоты четвертую ночь в этом жутком, богом забытом месте провести.

– Поезжайте без меня, – упрямо повторил доктор.

И только когда на берег сошел купец и часть его команды, когда ученые, которым не удалось уговорить Иноземцева сесть на пароход, заявили, что останутся тоже и уже готовы были Макеева отпустить, в Иноземцеве проснулись совесть и здравый смысл. Как нехорошо выходило – склонил добрых, отзывчивых людей себе на помощь Ульянку искать, ничего им про нее не рассказал, прикрывался все это время сокровищами, которые оказались всего-навсего миражом, – он уже в середине пути это понял, по пейзажам незнакомым, по тому, как долго шли. А теперь еще и артачился, точно дите малое.

Благодаря речному судоходству, до Чарджуя добрались быстро и с комфортом. Инженеры, видя, как расстроился и приуныл доктор, не найдя заветный клад, предлагали, пока окончательно не наступила зима, двинуться пароходом вверх по Амударье к предгорьям Кугитангтау и посмотреть сталактитовые пещеры, но тот отказался.

Все, довольно с него пустынь и степей, не хватало еще и гор, уж помнил он чимганские скалы и пулатханово плато – страшное зрелище. Тем более был абсолютно уверен, что гор на его пути никаких не попадалось.

– Это холмы и предгорья, с величием Чимгана не сравнить, – уговаривал Бенцелевич. – А пещеры – целые лабиринты.

– Только, говорят, хищников там не счесть, – отозвался капитан Чечелев.

– Это вам месье Мук понарассказывал? – засмеялся Бенцелевич. – Пугать мастак он русских да туземцев.

До Чарджуя оставалось несколько часов хода, солнце посылало на палубу согревающие лучи, на небе ни облачка. Так и подмывало инженеров на новые приключения, и их нисколечко не расстроило, что столько дней по мерзлой пустыне прошли, а вернулись ни с чем. В поисках кладов разных такое сплошь и рядом случалось, бывало, искатели годы теряли на поиски, а тут – всего лишь увеселительная прогулка. Зато геодезическую съемку сделали, теперь остров на карте можно новой, свежей линией обозначить.

Бенцелевич был настроен решительно и собирался непременно и безотлагательно пещеру Кап-Кутан проведать, где уж наверняка что-нибудь да сыщется, давно он на нее заглядывался.

– Нет там никаких хищников. Все это ваш заклинатель змей сказки сочиняет, прохвост, как есть прохвост, – продолжил он.

– Вам, Иван Несторович, еще, наверное, неведомо, но повадился в Ахалтекинском уезде ходить один француз, – начал капитан. – На расписном фургоне.

– Да не француз он, а ирландец, – прервал его Пузына.

– Это вы, Вениамин Сергеич, с мистером Гедоном путаете.

– Ну, бог с ним, будь по-вашему. А что француз? – спросил тот. – Почему заклинатель змей?

– Потому что он все по пустыне шныряет и гадюк местных отлавливает, – отозвался Чечелев. – Видели, у него специальных приспособлений сколько? Палки разные, щипцы. Должен признать, он довольно ловко собирает яд. Видел, как нажмет на голову змеи двумя пальцами – и во флакончик. Говорит, что сам яд этот пьет по капле в день, оттого в свои сорок так молодо выглядит. Маленький, сухонький, всегда улыбка до ушей и голос звонкий. На вид ему не более двадцати. Завсегда во фраке ходит. Наверное, чтобы импозантней казаться, когда представления туземцам со своими питомцами показывает.

– Он этих питомцев в ящики с песком сажает и в Европу почтой отправляет, мол, там у него змеиная ферма, – добавил Бенцелевич со смехом. – Уже года полтора этим промышляет, всех каракумских пресмыкающихся за море отправил, наверное. Охотник он тоже недурной. Но обещался Юлбарсова тигра изловить – не поспел. Бахвал!

Хотели господа ученые Иноземцева отвлечь от горестных дум и мук совести, которыми он исходил от того, что неверным путем повел экспедицию, но тот опять словно в рот воды набрал, и приветливой улыбки на его лице не мелькнуло, в стороне стоял, в свои думы погруженный.

На самом деле Иван Несторович уже ни о чем не думал, за долгое время ощутив в голове полную пустоту. Да и в сердце тоже. Устал он страшно от бессонных напряженных ночей, что провел, беспрестанно вороша память и складывая и так, и эдак разбитые кусочки минувшего, устал подгонять свою лошадь, подгонять пароход, восходы и закаты, а потом и собственные ноги, когда те мерили шагами солончаки и пески голого и плоского острова. Сколько раз солнце на его глазах вставало и за его спиной садилось, заставляя сердце щемить от воспоминаний. Тот первый рассвет в пустыне глубоко врезался ему в память. Теперь уже все, теперь придется смириться и признать правоту диагноза Дункана.