Антти Туомайнен - Шахта

Один момент я усвоил: работа сохраняет голову светлой, работа спасает, когда все остальное бессильно. Я работаю над статьей, ее соль – в сумке рядом. Я знаю многое, что другим не известно, скажем, другим журналистам.

Горная компания пытается нарастить прибыль за счет уничтожения окружающей среды; компания, директоров которой – очень может быть – кто-то одного за другим истребляет. Эта мысль напомнила об активистах. Интересно, подозревает ли полиция их в происходящем? И какое отношение имеет к ним Маарит?

Сделал, как обычно поступаю когда под рукой нет карандаша и бумаги: послал сам себе мейл. Перечислил главное: рудник в Суомалахти загрязняет окружающую среду (надо убедиться по результатам анализов). Все ведется с благословения руководства. Ответственность несут они.

Написав, понял, что это отличная «рыба» для статьи. Еще немного истории: продажная стоимость, история материнской компании, уходящий в историю семейный бизнес. Все сосредоточивается на фигуре Матти Мали. Поисковик выдал мне его фотографию. Посмотрел. Если члены совета директоров умирают, то ответственность вряд ли лежит на некой группе экологов. Экологи – такой народ, они всегда действуют демонстративно, любят пиариться. И только. Никто из них, даже залезший на здание парламента Сантту Лейкола, никому не может причинить вреда. А вот в руках Матти Мали находится все: и будущее семейной компании, и труд всей жизни.

Да, этот Мали – интересная персона, но как-то я на нее не обращал до сих пор внимания. Возможно, из-за рассказов Марьо Харьюкангас о поступавших угрозах.

Приехали в аэропорт. Я вышел из автобуса. Аккуратно упаковал склянки с пробами, завернул их в свитер, чтобы не разбились в багажном отсеке, и поставил сумку на ленту. Перелет в Хельсинки длится час. Рядом шумят два подвыпивших юнца. Задремал. Каждая минута ожидания багажа казалась мучением. Проверил, все ли в порядке, – ничто не протекло. Поспешил к остановке такси.

Лаборатория «Уотер Аналайзис Финланд» располагалась в здании 1980-х годов. В сгущающихся сумерках морозного зимнего дня его освещенные окна и тепло вестибюля казались почти царским подарком. Удивительно все же: порой даже такие угрюмые постройки могут рождать добрые чувства, видимо, душевное состояние у меня не очень.

Доложил дежурной о цели визита, получил опросник. Указал, что родовое поместье находится в Суомалахти, в десяти километрах от шахты. Заполнив бланк, попросил увидеть специалиста, который будет производить анализ. Дежурная – юная девушка, вероятно, студентка – взглянула на меня и набрала номер по стационарному телефону.

Ждали. Девушке явно становилось неловко. Вскоре послышались шаги, потом появился человек.

Сорокалетняя женщина представилась Сусанной Салмела. Короткие русые волосы открывали уши, в них было больше пирсинга, чем я сумел сосчитать одним взглядом. Она была в белом халате и обычных для таких учреждений сандалиях «Биркенсток». Передал ей склянки Маннинена и сказал, что с этим архиважным делом нужно поторопиться и что вопрос не в деньгах. Последнее было полной ерундой: у меня на счете было несколько сот евро, да и те должны пойти на ипотеку. Лимит дорожных расходов, согласованный с Хутрила, уже давно был превышен.

Сусанна Салмела поставила склянки на высокую тележку на мягких резиновых колесах и пообещала отзвониться в ближайшее время. Потом она пошла по длинному коридору, где дверей было больше, чем в рождественском календаре, – открытых, полуприкрытых и пока еще таящих тайну.

В редакции поздоровался машинально с теми, кто еще не ушел домой. Никто не поинтересовался, где я был все это время. Кабинет Хутрила был пуст – да и ладно, не хотелось с ним вступать в дискуссию, сначала я должен был кое-что написать.

Для меня работа над статьей суть средство миропостроения, способ прояснить мысли и то, чем я занимаюсь на самом деле, определить характер субъективного мнения. Когда пишешь, то внешнее перестает существовать. Это моя тайна, это истина, не утрачивающая актуальности. Вне зависимости от жизненной ситуации, от происходящего – я пишу, а значит, я счастлив настолько, насколько счастлив может быть человек. Причем, даже если я пишу о чем-нибудь совершенно ином, не о наболевшем вовсе, то выкладывание слов на бумагу и организация предложений помогает разрешить даже проблемы, о которых не думаешь в тот момент. Написать – значит сделать день полноценно прожитым, а если не писать, то это начинает ощущаться уже через пару дней: все начинает превращаться в хаос. И чем дольше не писать, тем более отвлеченным и беспокойным становится сознание, пока окончательно не утрачиваешь способность объективно воспринимать себя, свое место в мире и ход вещей.