В жирафьем отсеке с высоким потолком он цапнул меня за ласты, но только оттяпал кусок резины.
К счастью, пальцы остались при мне. Но с поврежденным ластом я не мог развить прежнюю скорость и уже гораздо медленнее переплыл в соседний отсек – наверное, носорожий, потому что в нем, рядом с полусгнившим корытом, лежали два окаменелых скелета носорогов, поджидавшие, пока к ним присоединятся мои бедные косточки.
Я поднял голову, высматривая выход.
И увидел Бек и Томми, которые махали мне из коридора сквозь дыру. Это был люк.
Они показывали жестами, чтобы я плыл к ним.
И я поднажал.
Брюс отставал от меня метра на два, не больше. Пасть его была широко распахнута. Острые, надколотые тут и там зубы явственно говорили, что, когда их обладатель вспорет мой плавательный костюм и доберется до самого вкусного, от меня не останется ни косточки, чтобы пополнить коллекцию скелетов в носорожьей комнате.
Я призвал на помощь последние крохи сил и пулей вылетел сквозь узкую дыру.
Мы с Томми и Бек оказались в обветшалом бортовом отсеке. За спиной у брата и сестры я разглядел ржавую пушку, повернутую дулом в пушечный порт. Вазы были упакованы в дайверскую сетку, надежно привязанную к правой руке Бек. Томми держал в руках пушечное ядро.
Впрочем, на восторги по поводу воссоединения семьи на пушечной палубе затонувшего корабля Чжэн Хэ у нас не было времени, поскольку самое большее через три секунды после того, как я одолел люк, в него ринулась исполинская белая акула.
Но Брюс оказался слишком велик для такого маленького отверстия и смог протиснуть в него лишь зубастое рыло да морду с холодными черными глазами. Толстая шея с жабрами – не говоря уже о спинном и боковых плавниках – засела в узком люке намертво, и теперь акула напоминала питбуля в деревянном строгом ошейнике.
Брюс в ярости метался и щелкал исполинскими челюстями.
И тут Томми запустил пушечное ядро через всю комнату, будто шар в боулинге. Брюс в ярости рванулся вперед и сжал в зубах ядро, приняв его, по всей видимости, за мою голову.
Мы не стали дожидаться, чтобы узнать, что будет дальше, и понеслись к поверхности, словно ракеты, однако меня не оставляла мысль о том, что в ближайшее время Брюсу понадобится очень хороший дантист. Знакомство со ржавым подарочком Томми наверняка обошлось ему в десяток-другой зубов.
Поверхность воды была все ближе, и мне стало совсем хорошо. Просто прекрасно. Ведь для спасения мамы нужна была всего одна ваза эпохи Мин, а у нас теперь было целых две!
Я прикинул, что лишнюю вазу можно продать на аукционе в Гонконге, выручить двадцать миллионов долларов и устроить маме самую грандиозную встречу в мире!
Но вот мы достигли поверхности, и в тот же миг все мои великолепные планы, увы, пошли прахом.
Когда мы начинали спуск, на воде близ иззубренной скалы была лишь одна лодка – наша. Теперь ситуация в корне изменилась.
Рядом с нашим скромным рыбацким суденышком бросили якорь три военных корабля чрезвычайно хищного вида. Два из них, судя по надписям на борту, принадлежали Китайской Народной Республике. Третьим было судно ЦРУ.
Откуда я узнал, что это корабль Центрального разведывательного управления?
Очень просто: на палубе стоял дядя Тимоти в окружении целой группы китайцев с блестящими черными волосами и в еще более блестящих черных костюмах.
На китайских судах было полным-полно вооруженных людей в бело-голубых тельняшках. На головах у них красовались бескозырки с ярко-красными звездами на месте перекрещенных якорей. На ленточках бескозырок были вышиты золотые иероглифы.
– Молодцы, детишки! – крикнул нам дядя Тимоти с палубы своего корабля и повернулся к Думаке, который вместе со Шторм стоял на мостике нашей рыбацкой лодки. – Агент Индейка-два, примите мои поздравления.
Я не могу похвалиться фотографической памятью, как у Шторм, но даже я вспомнил, что уже слышал этот позывной: дядя Тимоти переговаривался с Индейкой-два, как раз когда «чудом» свалился на нас в джунглях с лекарством от «траншейной стопы».
Читать дальше