Джеймс Паттерсон: Игра в прятки

Я неподвижно лежала в узком и низком пространстве под передней верандой нашего дома неподалеку от Вест-Пойнта. Мое лицо вжималось в холодную, промерзшую землю, покрытую сухими листьями и колючими веточками ежевики. Я знала, что скоро умру и вместе со мной умрет моя малышка. В голове крутились слова из песни «Кросби, Стилс, Нэш и Янг»:

Наш дом большой и очень, очень, очень красивый...

— Не плачь, пожалуйста, не плачь, — шептала я на ушко дочурке.

Выхода не было. По крайней мере с ребенком об этом не стоило и думать. Я прикинула все возможные варианты бегства, однако ни один из них не годился.

Я знала, что Филипп убьет нас, как только отыщет наше убежище, и не могла позволить ему сделать это. Но как помешать?

Одной ладонью я легонько прикрывала рот Дженни.

— Только не плачь, милая. Только не подавай голоса. Я люблю тебя, но ты должна молчать.

Я слышала, как Филипп носится по дому. По нашему дому. Он перебегал с этажа на этаж, врывался в комнаты, переворачивал мебель. Злой. Беспощадный. Словно обезумевший. Таким он не был еще никогда. Виноват кокаин, но в первую очередь — жизнь, управляться с которой Филипп так и не научился.

— Ну же, Мэгги, выходи, выходи. Мэгги, где бы ты ни была, выходи. Мэгги, Дженни... это же я, папочка. Папочка все равно вас найдет. — Он орал и орал, пока не охрип. — Ну же, Мэгги, выходи. Игра окончена. Мэгги! Я приказываю тебе! Выходи, черт возьми! Вылезай! Где ты прячешься, сучка поганая?

Лежа под прогибающимся полом веранды, я дрожала от холода и страха так, что стучали зубы.

Этого не может быть. Просто не может быть.

Я прижимала к себе малютку, которая уже обмочила трусики.

— Только не плачь, Дженни. Ты не должна плакать. Пожалуйста, не плачь. Такая хорошая девочка. Я тебя очень люблю.

Дженни послушно кивала и смотрела мне в глаза. Как бы мне хотелось, чтобы это был сон, кошмар. Чтобы все поскорее закончилось.

Только это был не сон. Такая же жуткая реальность, как и сердечный приступ, настигший мою мать, когда мне едва исполнилось тринадцать и дома, кроме меня, никого не оказалось. Впрочем, нет, еще хуже.

Я слышала, как муж, мой муж, с грохотом и криками поднимается и сбегает по лестницам. Крики не прекращались уже целый час. И еще он колотил кулаком по стенам.

Капитан Филипп Брэдфорд. Преподаватель математики в Военной академии. Офицер и джентльмен.

Таким его считали все. Таким его хотели считать все. Таким хотела считать его и я.

За одним часом потянулся второй.

Затем третий. В кромешной темноте, в холодном, стылом закутке, в настоящем аду.

Небеса сжалились над Дженни, и она наконец уснула. Я прижала ее к груди, стараясь согреть теплом своего тела. Мне и самой хотелось уснуть, сдаться, прекратить эту схватку, но я знала, что не должна отступать. Наступила ночь. Магическое время для моего мужа. Может быть, три, может, четыре часа.

Дверь над моей головой громыхнула, будто удар грома. Пол веранды прогнулся под тяжелыми шагами.

Дженни проснулась.

— Ш-ш-ш... — прошептала я, — ш-ш-ш...

— Мэгги! Я знаю, что ты здесь! Знаю! Я не дурак. Тебе меня не провести. И бежать тебе тоже некуда.

— Папочка... Папочка! — вскрикнула Дженни, как делала всегда, просыпаясь в теплой постельке.

— Ку-ку! Вот вы где! Дженни и Мэгги. Две мои девочки! — восторженно запел Филипп.

Голос его звучал хрипло, почти неузнаваемо. Я не могла поверить, что этот сумасшедший, этот безумец — мой муж. Как такое могло случиться?

Над головой прозвучали два оглушительных выстрела. Он стрелял в нас. Хотел убить Дженни или меня. Или, может быть, нас обеих. Дочь и жену.

Но только на сей раз я припасла для Филиппа сюрприз.

Ку-ку? Получи!

Я выстрелила в ответ.

Иногда мне кажется, что на мою одежду нашили страшную алую букву. Только в моем случае буква "У" означает «убийца». Я знаю, что чувство это останется со мной навсегда, что мне никогда не изжить его полностью. И это так несправедливо. Несправедливо, бесчеловечно и непристойно.

Воспоминания разрозненны и хаотичны, но к концу они становятся настолько яркими и ужасающими, что навечно отпечатываются в мозгу.

Я расскажу обо всем, не пощадив никого, в первую очередь саму себя. Я знаю, что вы хотите услышать. Да, это «большая новость». Уж кому, как не мне, знать, что значит стать «новостью», «попасть в историю». А вы себе это представляете? Вы можете понять, как чувствует себя человек, имя которого набрано крупным черным шрифтом, человек, о котором все читают, человек, о котором у каждого свое мнение?