Джеймс Паттерсон - Охотники за сокровищами. Страшные приключения в Африке

Мы с Бек последовали его примеру, вытащили свои дайверские ножи и принялись вскрывать прогнившие ящики, в которых должно было храниться то, что мы искали.

Мне попадались горшочки для специй, слоновьи бивни, нитки жемчуга, но вазы эпохи Мин нигде не было.

Томми достались какие-то треснувшие чайнички.

Первой цель наших поисков обнаружила Бек, наткнувшись на целый ящик китайской керамики четырнадцатого века с удостоверяющими подлинность печатями.

В руках у Бек очутилась кобальтово-синяя фарфоровая ваза, точь-в-точь как с рисунка, который показывала нам Шторм, когда мы гуглили вазы эпохи Мин в бизнес-центре гостиницы.

Та ваза, снимок которой мы видели, была продана на аукционе в Гонконге за 21,6 миллиона долларов.

Тут Бек полезла в ящик и достала еще одну вазу!

Томми показал нам большие пальцы.

У аквалангистов большие пальцы означают вовсе не «Ур-ра, молодец, сестренка!». Этот жест значит, что пора подниматься на поверхность.

У нас была причина поторапливаться.

Потому что, пока мы потрошили ящики с грузом, вслед за нами в трюм затонувшего корабля тишком проникла гигантская белая акула.

Бек запаниковала и бросилась назад со всей скоростью, на какую была способна.

Акула рванулась вперед, нацелившись на ласты.

В последний миг Бек отдернула ноги, исполинские челюсти щелкнули впустую, но поднятая ими волна закрутила сестру на месте и заставила выпустить из рук обе вазы.

Наша драгоценная добыча, покачиваясь, опускалась вниз, туда, где ее поджидали твердые доски палубы.

Томми жестом велел нам с Бек делать ноги, а сам ринулся вниз – спасать вазы. Акула изогнулась и бросилась за ним следом. За миг до того, как антикварные образцы китайского искусства стоимостью в сорок миллионов долларов должны были разбиться о пол, Томми подхватил их – одну вазу правой рукой, другую левой.

Увы, пока он упражнялся в акробатике, акула загнала его в угол. И теперь ходила кругами, выбирая момент для следующей атаки.

Я лихорадочно оглядел ящики, которые успел вскрыть.

В ящиках мне попадались запечатанные горшочки с… не знаю с чем. Однако я надеялся, что в горшочках была краска. Может быть, индиго. Помнится, мама рассказывала, что во времена, когда в южных морях шла торговля пряностями, главной статьей африканского экспорта была краска индиго.

Я схватил один горшочек и взмахом руки разбил его о стену трюма.

Содержимое горшочка не было синим – значит, не индиго. Оно было красным и густым, а это еще лучше. Возможно, мне под руку попались древние пряности, которые в целости и сохранности долежали до этого дня. Красный цвет – значит, корица? Или паприка? Или кайенский перец?

Мне было все равно. Что бы это ни было, оно сработало.

Акула тотчас заметила расплывающуюся красную дымку, и мысль «кровь в воде!» прыгнула ей в голову быстрее, чем собака прыгает за белкой.

Томми улизнул из затянутого дымкой отсека через боковую дверь. Бек давно уже выбралась тем же путем, каким мы вошли.

Остались только я, Брюс да пятно жгучего красного супа.

Да-да, я решил назвать это чудовище Брюсом в честь акулы из «Челюстей».

В конце концов, раз уж гигантская белая акула решила слопать меня на обед, я хочу хотя бы знать, как ее зовут!

Помните, как я поставил рекорд скорости в озере, кишевшем бегемотами?

Ну так вот из корабля, кишевшего акулами, я удирал еще быстрее. Я летел из одного отсека в другой, словно сумасшедшая мышь по лабиринту, в конце которого ее ждет целый круг сыра.

По пятам за мной несся Брюс.