Ларс Кеплер - Соглядатай

По телевизору шла какая-то из старых серий «Коломбо». Питер Фальк, засунув руки в карманы мятого плаща, улыбался самому себе.

Мужчина на диване мельком глянул на Йону, выудил из пыльного пакета несколько кошачьих галет и швырнул на пол, после чего понюхал пальцы.

Обе кошки неохотно спрыгнули на пол и обнюхали галеты. Девушка, хромая, ушла на кухню выжимать половую тряпку.

– Все как ты привык? – осведомился Йона.

– Тебе-то откуда знать? – прогнусил Петер Далин.

– Она хоть сознает, что ты только начал?

Петер Далин улыбнулся, но уголок глаза у него нервно задергался.

– Тебе известно, что я прошел добровольную кастрацию, – сказал он. – Меня освободили в суде первой инстанции, тебе запрещено подходить ко мне.

– Я уйду, как только получу ответ на свой вопрос.

– Будь уверен, я все-таки заявлю на тебя в полицию, – объявил Петер и почесал промежность.

– Мне надо найти место под названием «Зона».

– Желаю удачи.

– Петер, ты бывал и бываешь во всех местах, где людям лучше не появляться, и…

– Я такой нехороший, такой нехороший! – съязвил Петер.

Девушка на кухне положила руку на живот и на мгновение закрыла глаза.

– Она без трусов, – объявил Петер и положил ноги на подлокотник. – Они в тазу с уксусом, под кроватью.

– Эрик, – попросил Йона, – уведи ее, объясни, что мы из полиции. По-моему, ей нужен врач.

– Я найду новую, – равнодушно сообщил Петер.

Эрик вывел девушку в коридор. Натягивая сапоги и собирая сумку, она держалась за живот и пошатывалась.

Не успела за ними закрыться дверь, как Йона схватил Петера за плечо и потащил в кухню. Лысому удалось вцепиться в подлокотник; диван поехал следом и смял персидский ковер.

– Пусти! Не имеешь права…

Диван уткнулся в порог, Петер перевалился через подлокотник и громко застонал, свалившись на пол. Йона поволок его по линолеуму. Кошки, цокая когтями, брызнули прочь. Петер хотел ухватиться за ножку стола, но не дотянулся.

Йона поставил палку в угол и, не ослабляя хватки, открыл балконную дверь и выволок Петера на зеленую пластиковую травку.

– Ты что творишь! Я ничего не знаю, а ты…

Йона потянул его за собой, перевесил через балконные перила, так что тот шмякнулся о красную фанеру с внешней стороны, – однако не выпустил, пока не убедился, что Петер накрепко вцепился в перила.

– Я не могу держаться, не могу! – завопил Петер.

Ногти у него побелели, а очки, вертясь, полетели на землю с приличной высоты.

– Рассказывай, где «Зона».

– Я никогда про нее не слышал. – Петер хватал воздух ртом.

– Большое место, возможно, русское… проститутки, сцена, много наркотиков.

– Я не знаю, – хныкал Петер. – Ну поверь мне!

– Верю, – сказал Йона и отвернулся.

– Ладно, слышал я это название! Больше нет сил держаться. Но я не знаю, где эта «Зона», я ничего не знаю.

Йона снова посмотрел на него и втащил на балкон. Петер, трясясь всем телом, рвался на кухню.

– Этого недостаточно. – Йона отпихнул его к перилам.

– Несколько лет назад… одна девица говорила про парней из Волгограда, – зачастил Петер, отодвигаясь подальше от перил, к стене. – Это не бордель, с ее слов, а, скорее, кружок… ну знаешь, жесткие правила, все следят за всеми…

– Где это было?

– Понятия не имею, честное слово! – прошептал Петер. – Знал бы – сказал.

– Где я могу найти эту женщину? Ту, что рассказывала про притон?

– Это было в каком-то баре, в Бангкоке, она жила несколько лет в Стокгольме. Я не знаю, как ее зовут.

Йона вернулся в кухню. Петер шагнул следом и закрыл балконную дверь.

– Ты не имеешь права устраивать беспредел. – Он вытер слезы бумажным полотенцем. – Тебя выгонят взашей из полиции…

– Я больше не полицейский. – Йона взял палку, прислоненную в углу. – Так что у меня вдоволь времени, чтобы заняться тобой.

– Как это – заняться? Ты к чему клонишь?

– Сделаешь, как я велю, – все будет нормально, – пообещал Йона, вертя палку в руках.

– Что я должен сделать? – умоляюще спросил Петер.

– Как только окажешься в больнице, пойдешь к полицейскому и…

– Зачем мне в больницу?

Йона с размаху ударил Петера палкой по лицу. Петер отшатнулся, обеими руками схватился за нос, налетел на стол, опрокинулся на спину и ударился головой о линолеум. Кровь брызнула на миски с кошачьей едой.

– Как только окажешься в больнице, подойдешь к полицейскому и признаешься в своих преступлениях, во всех случаях жестокого обращения, – сказал Йона, упираясь палкой Петеру между ключиц. – Мириам было четырнадцать, когда она покончила с собой, Анне-Лене удалили яичники, Лиса увязла в проституции, а девочка, которая сейчас была здесь…