Ларс Кеплер - Соглядатай

– И я встречал этого проповедника?

– Да…

– Он священник?

– Не знаю.

Роки почесал бороду и шею.

– Понятия не имею, – сказал он чуть погодя.

– Ты рассказывал, что он убил женщину, которую звали Наталья Калёва, отрубил ей руку.

– Проповедник…

– Это он убил Ребекку Ханссон.

– Да какое твое собачье дело? – взревел Роки и вскочил, так что стул полетел на пол. – Это я убил Ребекку! Думаешь, я идиот?

Роки попятился, запнулся об опрокинутый стул, чуть не упал, выбросил руку, уперся ладонью в пуленепробиваемое стекло.

Вошел охранник, но Йона успокаивающе поднял руку. Он увидел, как по коридору бегут еще несколько надзирателей.

– Мы не считаем, что это сделал ты, – сказал Йона. – Помнишь Эрика Барка?

– Гипнотизера? – Роки облизал губы и откинул волосы ото лба.

– Он нашел женщину, которая подтвердит твое алиби.

– Я должен поверить этому?

– Ее зовут Оливия.

– Оливия Торебю, – протянул Роки.

– Под гипнозом ты начал вспоминать, как было дело… все указывает на то, что тебя осудили за убийство, совершенное проповедником.

Роки подошел к Йоне, спросил:

– Но вы не можете дознаться, кто этот проповедник?

– Нет.

– Потому что это заперто в моих расквашенных мозгах, – без выражения произнес Роки.

– Ты не согласился бы на повторный гипноз?

– А ты на моем месте не согласился бы? – Роки снова сел.

– Да нет, – честно сказал Йона.

Роки открыл было рот, чтобы что-то сказать, но промолчал и взялся рукой за лоб. Один его глаз начал подергиваться, самый зрачок завибрировал, Роки подался вперед и оперся на стол, тяжело дыша.

– Ох черт, – выдохнул он и посмотрел вверх.

Лоб блестел от пота; удивленным, затуманенным взглядом Роки смотрел на Йону и вошедших в комнату охранников.

Йона остановил окружного прокурора Сару Нильсен посреди лестницы в здании суда первой инстанции на Шеелегатан. Он не мог взять Эрика с собой в тюрьму, и пришлось убеждать прокурора выпустить Роки в ожидании судебного процесса.

– Я звонил тебе насчет Чюрклунда, – сказал он, останавливаясь перед Сарой. – Он не может оставаться в тюрьме.

– Так решил суд.

– Но я не понимаю, почему, – упорствовал Йона.

– Купи шведскую конституцию.

Белокурая прядь упала на лицо Саре, она пальцем заправила волосы и подняла брови, когда Йона заговорил:

– Согласно параграфу двадцатому двадцать четвертой главы, прокурор вправе аннулировать решение о взятии под стражу, если причины для такого решения более не существует.

– Браво, – улыбнулась Сара. – Но существует очевидный риск того, что Чюрклунд уклонится от обвинения, и существенный риск того, что он совершит новое преступление.

– Речь о незначительных нарушениях, связанных с наркотиками, тут наказание – год максимум… и весьма сомнительно, что вы вообще сможете доказать, что это его наркотики…

– Ты сказал по телефону, это была не его куртка. – Беседа как будто забавляла Сару.

– И причина взятия под стражу никак не соотносится с таким серьезным посягательством на его права.

– Мне вдруг показалось, что я стою на ступеньках ратуши и обсуждаю условия тюремного заключения с бывшим полицейским.

– Ручаюсь, что он будет под наблюдением. – Йона следом за Сарой стал спускаться по лестнице.

– Сам знаешь, так не делают.

– Я понимаю, однако он болен и нуждается в постоянном медицинском наблюдении.

Сара остановилась и скользнула взглядом по его лицу.

– Если Чюрклунду нужен врач, пусть врач придет в тюрьму.

– А если я скажу, что речь об особых процедурах, которые нельзя обеспечить в тюрьме?..

– Тогда я отвечу, что ты врешь.

– Я могу достать медицинскую справку, – не сдавался Йона.

– Достань. Но в следующий вторник я возбуждаю дело.

– Я обжалую решение.

– Он сражался до последнего, – улыбнулась Сара и пошла дальше.

Йона сидел на одной из задних скамеек в церкви Адольфа-Фредрика. На хорах девочки репетировали перед концертом. Хормейстер задал тональность, и девочки запели «O viridissima virga» .

На Йону накатили воспоминания о долгих светлых ночах в Наттавааре после смерти Суумы.

Сквозь сводчатые окна церкви падал солнечный свет, затушеванный тенью листвы и красками витражей.

Чуть погодя руководитель объявил перерыв, девочки достали телефоны, стали сбиваться группками, сновать, болтая, между скамьями.

Дверь притвора открылась и тихо закрылась. Церковный староста поднял глаза от книги и снова продолжил читать.