Вячеслав Мусиенко - Три цвета белой собаки

Я вспомнил прабабушку, жену Василия — ту самую красавицу, что гордо опиралась на плечо своего мужа-жандарма. Я ее видел, понятно, уже совсем старенькой. Ее хата стояла на берегу речки Волчьей. Прабабушка пекла в печи бесподобно вкусный хлеб. Крынка молока и ломоть белой паляницы из печи — это самое вкусное, что я ел. Лучше любой дорадо и фуа-гра.

Приятный озноб охватывал мое тело. Я уже был там — в хате прабабушки, уже мои зубы разгрызали запеченную корочку хлеба, а ноги нетерпеливо переминались, стремясь на улицу — схватить настоящую прадедушкину шашку (ее разрешали брать, когда с нами на улицу выходил двоюродный дядя Миша, он был постарше лет на семь) и играть в казаков-разбойников, а после, утомившись, запускать в небо бумажного змея из камыша и старых газет…

— Что, Марк, ты вроде запечалился? — вернул меня из прошлого дед Лука. — Пойдем в хату, чаю выпьем. А то может, оголодал уже?

О еде в такой момент я позабыл совершенно. Хотя свежая паляница с молоком, которую я только что вспоминал, раздразнила аппетит, и я понял, что и вправду не мешало бы перекусить. Сейчас вернемся в хату, попьем чаю, потом оставлю родственнику денег, прыгну в джип — и найдем на трассе ресторанчик. Я представил, как через минут сорок буду сидеть в ресторане, вспоминая поездку на землю предков, и воодушевился. Какое правильное решение я принял — приехать сюда!

— Чаю — с удовольствием, — откликнулся.

Старик довольно кивнул:

— Пошли.

Зашумел чайник — простенький белый электрический чайник, и этот «городской» звук показался мне чужеродным в волшебной атмосфере сельской хаты. После рассказов деда Луки и после того, как я увидел место хутора своих предков, у меня появилось ощущение сказки — такое иногда бывало во второй половине декабря, и для этого настроения требовалось много условий: хорошая погода, отсутствие геморроев на работе, удачные переговоры, крупные заработки, по вдохновению, а не по обязаловке купленные подарки и искренне радующиеся презентам близкие. Ну и довольные, не треплющие нервы своими капризно надутыми губками любовницы.

И вот когда удавалось ни с кем не рассориться, никого не подставить в бизнесе и самому увернуться от подставы, не устать, как измученный конь в вечном хомуте, не впасть в мрачную ангедонию, когда ничего не хочется, и елочные игрушки, как в том анекдоте, фальшивые («— Я пришел сдать обратно купленные вчера шарики, они у вас фальшивые! — Но почему? — Не радуют!») — вот тогда я ловил это редкостное и ценнейшее ощущение легкости, сказочности происходящего.

А сейчас был август, и я ощущал то же самое — легкость и сказочную нереальность. Чайник сердито хрюкнул, мигнул лампочкой и отключился. Дед Лука залил воду в заварочный чайничек — темно-зеленый в крупный белый горох. По комнате поплыл аромат трав. Откуда он взял воду? Подумал, что были еще где-то запасы, и не забыть бы сходить к колодцу.

На столе появилась вазочка с немудрящим магазинным печеньем. К аромату травяного чая добавился запах печеных яблок и корицы: Лука достал еще тарелку с двумя печеными яблоками и эмалированную мисочку с пирожками.

— Соседка Клава угостила пирожками с яблоками, Спас же, — жестом пригласил пробовать. — Бери, не стесняйся.

Есть почему-то расхотелось. Клава — это, наверное, та белобрысая и любопытная.

— Я чай подожду, потом уже с чаем съем.

— Как знаешь, — и дед медленно пошел куда-то в глубь хаты. Стукнуло что-то тяжелое.

— Лука! А я спросить хотел, можно?

— Спрашивай, — донеслось из комнаты, и показался дед, неся в руке узкую и высокую бутылочку цвета жженого сахара. Бутылка выглядела необычно, как реквизит к спектаклю о средневековом аптекаре. Да и закупорена была франтоватой притертой пробкой — флакон, а не бутылка.

— Что это? Красивая какая бутылочка.

— Красивая, говоришь? — Старик неожиданно подмигнул мне. — А то, что в бутылочке, еще лучше. Тебе понравится, Марк. Ты что-то вроде спрашивать собрался?

— Вы упомянули, что в молодости видели у Волчьей речки Мусия с волком. Так а что же вы потеряли, если они вам явились? Они же показываются только тем, кто нуждается в поддержке, в наставлении, в путеводителе, так сказать?

— Про путеводитель это ты точно сказал. — Дед поставил бутылку на стол, повернулся к старенькому шкафчику, открыл дверцу и достал стопку. Обычную водочную стопку фиолетового стекла — сужающуюся книзу и с «морщинками» на дне. Наборы таких стопок были раньше практически в каждой советской семье.