Картер Браун - Пропавшая нимфа - Сборник

День он провел, частью бродя по улицам, частью на скамейках парков и в кафе. Что будет с ним, когда Мадлен покинет Париж? Нужно ли помешать ей уехать? И каким образом?

Он закончил вечер в кино, безразлично глядя на экран. Как всегда, здесь было много народу, и фильм показывали самый обычный. Люди вокруг него сосали конфеты, картина никого не интересовала. Флавье ушел, не досидев до конца сеанса, потому что боялся заснуть. У него болела голова и блестели глаза. Он медленно шел домой; ночь была полна звезд. Время от времени встречались прохожие, которые прогуливались или курили у подъездов.

Он развалился на кровати и затянулся сигаретой; дрема так быстро подкралась к нему, что даже не хватило сил раздеться. Он погрузился в глубокий сон... Мадлен...

Проснувшись с ясной головой, он сразу услышал знакомый шум. Выли сирены. Они выли все вместе над крышами, и город стал похож на пакетбот в состоянии аврала. В доме хлопали двери, звучали быстрые шаги. Флавье зажег лампу на ночном столике: три часа. Он повернулся на другой бок и заснул. Когда же в восемь утра услышал новости, то узнал, что немцы перешли в наступление. Он почувствовал странное облегчение. Наконец-то война! Он сможет принять в ней участие. Переложить свои сомнения и горести на других, и те уже станут решать за него. Ему останется только плыть по течению. Война пришла к нему на помощь, теперь Париж в войне. Он почувствовал голод. Усталости больше не было. Позвонила Мадлен. Она ждет его в два часа.

Все утро он работал: принимал клиентов, отвечал на телефонные звонки. В голосах его собеседников чувствовалось похожее возбуждение. Однако новости сообщали . редко. Пресса, радио проявляли сдержанность, но это было естественно. Он позавтракал с одним из своих коллег: они долго разговаривали. Многие рассматривали карты. Ему едва хватило времени прыгнуть в свою «симку» и примчаться на площадь Этуаль. Он был наполнен словами, шумом, солнцем.

Мадлен ждала его. Почему она надела тот самый коричневый костюм, который был на ней тогда?.. Флавье задержал в своей руке руку Мадден в перчатке.

— Вы заставили меня умирать от беспокойства,— сказал он.

Мне немного нездоровилось. Простите... Я могу повести машину?

— Пожалуйста. Я с утра только на нервах держусь. Они атаковали, вы знаете?

— Да.

Она направила машину на улицу Виктора Гюго, и Флавье понял, что ей еще не удалось окончательно выздороветь. Она заставляла скрежетать скорости, резко тормозила, слишком быстро брала с места. Нездоровая бледность покрывала ее лицо.

— Мне хочется рулить,— пояснила она,— может быть, это наша последняя встреча.

— Почему?

— Разве известно, как сложатся обстоятельства? Разве я уверена, что останусь в Париже?

Значит, Гевиньи говорил с ней. Вероятно, они поспорили. Флавье ничего не сказал, чтобы не расстраивать ее. Они выехали из Парижа через ворота Мюэт и углубились в Булонский лес.

— Почему вы думаете уехать? — продолжал он. — У нас нет риска подвергнуться бомбардировкам, и немцы на этот раз не дойдут до Марны.

Поскольку она не ответила, он стал настаивать:

— Это из-за... из-за меня?... Я не хочу мешать вашей жизни, Мадлен... Разрешите теперь называть вас Мадлен... Я только хочу быть уверенным в том, что вы больше никогда не напишете такого письма, как то, которое разорвали... Вы меня понимаете?

Она сжала губы, сосредоточившись на обгоне фургона. Дороги были забиты военной техникой, и по мосту Сюрен им пришлось двигаться почти ползком.

— Не будем больше говорить об этом,— пробормотала она. — Разве нельзя хоть на немного забыть про войну и жизнь?

— Но вы грустны, Мадлен, я это отлично вижу.

— Я?

Ее жалкая улыбка разволновала Флавье.

— Я обычная,— продолжала она,— уверяю вас. Я никогда так не наслаждалась жизнью, как сегодня... Разве вы не чувствуете, как хорошо ехать просто куда угодно, ни о чем не думая! Я хотела бы никогда не думать ни о чем. Почему мы не животные?

— Послушайте, не говорите глупости!

— О, нет... Животных не приходится жалеть. Они едят, спят, они невинны! У них нет прошлого и будущего.

— Вот так странная философия!

— Не знаю, философия ли это, но я им завидую.

В течение следующего часа они обменялись лишь несколькими фразами. Сперва машина ехала вдоль Сены, а немного позднее Флавье узнал замок Сен-Жермен. В пустынном лесу Мадлен мчалась очень быстро и только при въезде в Пуаси слегка уменьшила скорость, но потом вернулась к прежней, пристально глядя вперед.