Картер Браун: Лига перепуганных мужчин: Сборник

В полдень пятницы мы с Вульфом сидели в конторе.

Как оказалось, имя Поля Чапина и его хитроумные идеи о том, как можно мстить в полной мере и избежать расплаты за содеянное, все равно привлекли бы наше внимание вскоре после их появления... Но в полдень этой пятницы сочетание ноябрьского дождя и отсутствие выгодного дела привело нас к прологу драмы, которая вот-вот готова была начаться.

Вульф пил пиво и рассматривал изображения снежинок в книге, которую ему кто-то прислал из Чехословакии. Я проглядывал утреннюю газету, перепрыгивая с одной страницы на другую. Я читал ее за завтраком, затем в 11 часов и сейчас, в разгар дождливого дня, еще раз. Я все еще не терял надежды отыскать две-три статьи, которые могли бы дать пищу для моего ума, потому что мне стало казаться, что мозг мой стал усыхать.

Конечно, я читаю и книги, но только я никогда еще не получал ни от одной из них настоящего удовлетворения; меня никогда не покидает чувство, что в них нет ничего живого, все мертво, все ушло. В чем же польза? С таким же успехом вы можете попытаться развлечься на пикнике, устроенном на кладбище.

Однажды Вульф у меня спросил, какого дьявола я притворяюсь, что читаю книгу, и я ему ответил, что делаю это исключительно из соображений культуры, на что он сказал, что мне следовало бы воздержаться от подобного труда, ибо культура подобна деньгам: легче всего приходит к тому, кому она менее всего нужна.

Так или иначе, поскольку газету я уже успел просмотреть дважды, она была немногим лучше книги, и я держал ее в руках только для того, чтобы у меня не слипались глаза.

Вульф, казалось, ушел с головой в картинки. Посмотрев на него, я подумал: «Сейчас он в бою со стихиями. Он пробивается через страшную пургу, сидя удобно в своем любимом кресле и рассматривая в книжке сложные очертания снежинок. Это преимущество артистической натуры, наделенной богатым воображением».

А вслух я сказал:

— Вам нельзя засыпать, сэр. Это было бы непростительным легкомыслием. Вы замерзнете до смерти.

Вульф перевернул страницу, не обращая на меня внимания.

Я не отставал:

— В посылке от Ричарда из Каракаса не хватает двадцати луковиц. Раньше за ним такого не водилось.

Опять без результата.

Я сказал:

— Фриц сказал, что индейка, которую нам прислали, слишком стара, чтобы ее жарить; она будет жесткой, если ее часа на два не положить тушиться, но это, по вашему мнению, ослабляет аромат. Так что индейка по сорок одному центу за фунт будет испорчена.

Вульф перевернул еще одну страницу. Я внимательно посмотрел на него и спросил:

— Вы видели в газете заметку о женщине, имеющей обезьянку, которая спит в изголовье ее кровати, обвив хвостом ее руку? И остается в таком положении всю ночь? И еще одну — про мужчину, нашедшего на улице ожерелье и возвратившего его владелице, а та обвинила его в краже двух жемчужин из ожерелья и добилась его ареста? Вы не заметили еще одну — о субъекте, что давал показания по делу о непотребной книге? Адвокат спросил его, какую цель он преследовал, сочиняя данное произведение, и он ответил, что совершил убийство, а все убийцы обязательно говорят о совершенном преступлении, и, может, это форма его исповеди? Я все же не уразумел точку зрения автора... Если книга грязная, то она грязная, и не все ли равно, почему она создана такой? Адвокат же уверяет, что если писатель преследовал благородную цель, то непристойность его творения не идет в счет. С таким же успехом можно утверждать, что если моей задачей является попасть камнем в пустую консервную банку, то нельзя винить меня за то, что я при этом выбью вам глаз. Можно также сказать, что если моей целью является покупка для моей старой бедной бабушки шелкового платка, то не имеет никакого значения, если для этого я ограбил кассу Армии Спасения. Вы можете сказать...

Я таки доконал его. Он не поднял глаз от страницы, его голова не шевельнулась, массивный корпус оставался неподвижным в специально для него сделанном кресле, но я отлично видел, как зашевелился его правый указательный палец, и это свидетельствовало о том, что я его допек.

Он сказал:

— Арчи, замолчите!

Я усмехнулся.

— Не выйдет, сэр. Великий Боже, неужели же я должен сидеть здесь сложа руки до своего смертного часа? Может, позвонить «Пинкертонам» и спросить, не нужен ли им наблюдающий за отдельными номерами или что-нибудь в этом роде? Если у вас в доме хранится килограмм динамита, то рано или поздно он взорвется. Вот я и есть этот килограмм динамита. Может, мне сходить в кино?