Картер Браун - Пропавшая нимфа - Сборник

— Господин Гевиньи... Это метр Флавье.

Квартира Мадлен!.. Глядя на окружающую его мебель, на картины, на безделушки, он прощался с ней. Особенно' его взволновали полотна в гостиной: почти все они представляли животных. Флавье приблизился к одному из них и прочитал подпись: «Мад. Гев.». Взялись ли эти животные из другой страны? Где она могла видеть такую странную черную обезьяну, этих существ, похожих на рыб? Откуда возник этот лес? На камине стоял портрет молодой женщины с янтарным ожерельем на шее: портрет Полин Лагерлак. Прическа у нее была как у Мадлен. Но на лице застыло отсутствующее выражение, будто она рассматривала что-то невидимое. Флавье глядел на этот портрет, когда дверь позади него открылась.

— Наконец-то ты! — воскликнул Гевиньи.

Флавье нахмурил лоб, но инстинктивно нашел верный тон для вопроса:

— Она здесь?

— В каком смысле?.. Тебе лучше знать, где она находится.

Флавье бессильно опустился в кресло. Ему не нужно было притворяться, чтобы казаться удрученным.

— Мы не были вместе,— пробормотал он. — Я ее ждал до четырех часов на площади Этуаль... Потом поехал в отель на улице Сен-Пере, в часовню Паси... И только что вернулся. Если ее нету здесь...

Он взглянул на Гевиньи: тот был страшно бледен и как человек, которого душат, стоял с вытаращенными глазами и полуоткрытым ртом.

— Нет, нет...— пробормотал он. — Роже... ты не смеешь...

Флавье развел руками.

— Повторяю, я искал ее повсюду.

— Это невозможно! — закричал Гевиньи. — Ты отдаешь себе отчет...

Он споткнулся на ковре и, крепко сцепив руки, бессильно повалился в кресло.

— Ее нужно найти,— сказал он. — Немедленно! Немедленно!.. Я никогда не переживу...

Он с ожесточением ударил кулаками по подлокотнику, и в этом жесте были такие ярость, боль и сила, что Флавье невольно испугался.

— Когда женщина хочет убежать,— взволнованно бросил он,— очень трудно догнать ее.

— Убежать, убежать! Как будто Мадлен такая женщина, которая способна убежать! Конечно, я бы очень хотел, чтобы это было так, только сейчас она, быть может, уже...

Он встал, опрокинув низкий столик, и, подойдя к стене, оперся о неё, сгорбившись и опустив голову, как борец, приготовившийся к бою.

— Что же делают в таких случаях? — спросил он. — Ведь ты должен знать. Предупреждают полицию?.. Боже мой, ответь же что-нибудь!

— Они засмеются нам в лицо,— проворчал Флавье. — Если бы твоя жена исчезла два, три дня назад, тогда другое дело.

— Но тебя, Роже, они знают... Если ты объяснишь, что Мадлен уже пыталась однажды покончить с собой... и только ты ее вытащил... а сегодня она снова могла попытаться, они тебе поверят.

— Прежде всего, нечего терять голову,— раздраженно вскричал Флавье. — Она, без сомнения, вернется к обеду.

— А если не вернется?

— Ну что ж, ведь не я же должен принимать какие-то меры.

— В сущности, ты просто умываешь руки.

— Да нет... Это обыкновенная привычка... попробуй понять, наконец... ведь в комиссариат должны ходить сами мужья.

— Хорошо... Я пойду.

— Это идиотство. При любом варианте там никто не пошевелится. Просто запишут твое сообщение и пообещают сделать все необходимое, а сами будут ждать дальнейших событий. Вот как это происходит.

Гевиньи медленно засунул руки в карманы,

— Если придется ждать,— проворчал он,— я превращусь в ненормального.

Он сделал несколько шагов, остановился перед букетом роз на камине и уставился на него мертвенным взглядом.

— Я вынужден вернуться к себе,— сказал Флавье.

Гевиньи не шевельнулся. Он смотрел на цветы. Мускул

дергался на его щеке.

— На твоем месте,— торопливо проговорил Флавье,— я бы не очень беспокоился. Ведь еще только семь часов. Она могла задержаться в магазине или встретилась с кем-нибудь.

— Тебе наплевать,— сказал Гевиньи,— это очевидно!

— Что это ты вбил себе в голову? Представим даже, что речь идет о бегстве... Далеко она не уедет.

Он вышел на середину салона, чтобы очень терпеливо объяснить Гевиньи, какими возможностями обладает полиция для поимки беглеца. И невольно воодушевился. Ему вдруг показалось, что Мадлен и в самом деле не могла исчезнуть, и вместе с тем хотелось повалиться на ковер и предаться отчаянию. Гевиньи, по-прежнему неподвижный, не спускал глаз с букета,

— Как только она вернется,— закончил Флавье,— позвони мне.

Он направился к двери, чувствуя, что не владеет своим лицом, своими глазами и что правда вырвется из него в крике: «Она умерла!» — прежде, чем он упадет.