Анатолий Степанов - Деревянный самовар

– Как поедем, Саня? – спросил Казарян. – Шерочка с машерочкой?

– Хотелось бы, но нельзя. Мало ли что может сделать идиот в наручниках, когда ты за рулем. Все четверо поедем на твоей. Если ее распотрошат здесь случайно, ты неприятностей не оберешься. Пусть милицейская здесь останется. Садимся так: я один на переднем сиденье за баранкой, ты на втором посредине. Слева от тебя – Чекунов, справа – артист.

Начали готовиться к дороге. Смирнов уложил весь свободный арсенал на пол перед передним сиденьем, Казарян вдел свой ремень в джинсы и, позволив Ивану Фроловичу проделать то же самое, приспособил ему вторую пару наручников. Чекунов молча стоял, ритмично – вперед-назад – покачивая скованными руками.

– А в наручниках значительно приятнее, чем в ремнях за спиной, – решил оптимист Иван Фролович, усаживаясь в «газик». На заднем сиденье уже находились Чекунов и Казарян. Иван Фролович уселся справа. Смирнов захлопнул за ним дверцу и сел за руль.

Вдоль Дурного ручья еле ползли, но, выбравшись на трассу, Смирнов прибавил до предела и замурлыкал свою дорожную:

И вдруг чистый и верный тенор мастерски подхватил:

Это прикрыв глаза и забыв обо всем, пел Иван Фролович, пел о любви, которой у него никогда не было, пел о золотых днях своего всевластья и тиранства, которые прошли, о проклятой погоне, от которой он не сумел уйти, о черных конях, которые выдали, выдали, выдали!

На слезе закончил песню лагерный артист, на слезе.

– Знал бы, что здесь такой талант имеется, в эпизоде снял бы, – искренне огорчился кинорежиссер Казарян. Смирнов посмотрел на него через зеркало заднего обзора:

– В качестве кого?

– Лирического убийцы.

– Я никого не убивал, – быстро и радостно оттого, что действительно не делал этого, доложил Иван Фролович.

– Но меня-то должен был застрелить?

– Только под страшными угрозами расправиться со мной условно согласился.

– Условно! – восхитился Смирнов и продолжил совмещение приятного с полезным: вести машину и допрашивать: – Угрожал тебе кто?

– Роберт Воронов и вот, лейтенант.

– Подтвердишь все это в показаниях следователю?

– Обязательно! – с великой готовностью заверил Иван Фролович. – Пойдет, как чистосердечное признание, годик-другой поможет скостить.

– Ну и скот же ты, Ванька! – сожалеючи констатировал Чекунов.

– Ты убил, Витенька, как я понимаю, при двух свидетелях убил, тебе только одно – до вышки дойти, а у меня вариантов навалом: шестерка я, запуганный маленький человек, которого под страшным давлением использовали по мелочам злодеи, – садистом был, оказывается, руководитель самодеятельности и очень не любил лейтенанта.

Чекунов повел глазом направо, устрашающе выпучивая его, но Иван Фролович улыбнулся, увидев этот глаз. Между ними расположился могучий и без наручников кинорежиссер Казарян.

Дорога входила в крутой поворот. Пустынная пыльная дорога. Внезапно Чекунов сдвоенным из-за наручников кулаком ударил по ручке и, сгруппировавшись, кинул себя через открытую дверцу на убегавшую назад мягкую от беспредельной пыли проезжую часть. Смирнов дал по тормозам почти одновременно с прыжком, но «газик», разворачивая, протащило еще метров двадцать. Сидевшие в «газике» через кисейную пелену поднятой пыли видели, как Чекунов – невредимый – поднялся и двинулся к противоположной обочине. Он уже почти достиг ее, когда из-за поворота на дикой скорости выскочила порожняя скотовозка и правым концом бампера слегка задела Чекунова. Чекунова отбросило в придорожье, а скотовозка (поддатый шофер и не заметил ничего) растворилась в пыли, умчась в никуда.

Смирнов в бездумной ярости швырнул взревевший газик через дорогу. Обошлось, слава Богу, встречных больше не было. Повезло с этим только Чекунову. Он лежал в серой траве, прикрыв глаза, будто вздремнул с устатку. Без видимых повреждений, только голова была как-то неправильно повернута. Смирнов стал на колени, послушал сердце, потом, проверяя, пощупал пульс. Сказал:

– Сними с него наручники, Рома. Все с лейтенантом Чекуновым. Шейные позвонки сломаны.

– Зачем он решил бежать, идиот!? – воскликнув, спросил Казарян у еще одного трупа, у себя, у всех. За всех ответил Иван Фролович, тоже выкарабкавшийся из «газика». Без эмоций ответил:

– Отсюда по прямой до Жоркиного хутора верст десять – двенадцать. Надеялся до него добраться. Там у них основная база.