Анатолий Степанов: Привал странников

Анатолий СТЕПАНОВ

ПРИВАЛ СТРАННИКОВ

Поезд был скорый - теперь все скорые, но медленный, грязный и шумный, как все южные поезда. До Москвы дополз кое-как.

Смирнов, увидев сквозь мутное, узорами, стекло приближающиеся узкие перроны Курского, взял палку, взял сумку и вышел в тамбур. Открыв дверь, проводница протирала поручни. Смирнов дождался полной остановки и, хромая привычно, спустился в полутемный тоннель.

Смирнов не любил этот новый Курский, не нравился он ему. В раздражении миновав необъятный зал, он выбрался к стоянке такси. Выгода непрестижного поезда: строй машин и кучка таксистов стоял в ожидании пассажиров. Смирнов подошел к головному таксомотору и громко спросил у кучки:

- Кто на очереди?

На мягких кроссовках подошел парень в травленых джинсах, в оранжевой куртке с выведенной умельцами Рижского рынка надписью "Хонда". Совсем молодой паренек.

Паренек подошел, остановился и изучал Смирнова, вертя на указательном пальце ключи. Привычно-некурортно-загорелое лицо, рубашка, застегнутая на все пуговицы, неопределенный пиджак с затертой орденской планкой, отечественные портки, отечественная обувка. Вроде лох из Мухосранска. Но фирменная кожаная сумка через плечо, но легкая камышовая трость с монограммами... Ничего не поняв, водила полез к баранке. Непроизвольно покряхтывая, Смирнов устроился на заднем сиденье.

- Куда едем, батя? - игриво осведомился парень.

- Куда укажу, пасынок, - поставил его на место Смирнов и, выдержав паузу, дал начало маршрута: - Развернись на Садовом и через Обуха, на бульварное кольцо.

От всесоюзной суеты Садового кольца к московскому уюту кривых улочек и переулков. Дом родной. Он дома. Последний подъем Яузского бульвара, Покровский, Покровские ворота, Чистые пруды. После Трубной Смирнов попросил:

- Сейчас в переулок направо... - Шофер исполнил. - А теперь налево...

Желтое здание стояло на месте. Они развернулись на Каретном и доехали до Пушкинской площади.

- Вниз по Горького, - приказал Смирнов.

Телеграф, "Националь", Университет. У Библиотеки Ленина Смирнов скомандовал еще раз:

- С Лебяжьего на Ленивку и по набережной.

- А с Лебяжьего проезд уже пять лет как закрыт, - с плохо скрытым торжеством объявил водитель.

- Ну тогда с Волхонки.

По крутому переулку вскарабкались к шестиэтажному, громадному здесь дому. Смирнов выбрался кое-как, отстегнул трешку, спросил на прощанье:

- Так и не догадался, кто я?

- Не-е... - признался водитель.

- Думай, молодой, думай. Молодым много думать надо.

И захлопнул дверцу.

Лифт, слава богу, работал. Смирнов поднялся на пятый этаж. Нужная ему дверь была заново обита, и на ее темно-бордовой шкуре сиял мягким блеском старинный звонок с вежливой надписью: "Прошу крутить". Раз просят, Смирнов крутанул. И будто ждали: дверь тотчас открылась.

- Ну, входи, - предложил здоровенный мужик в майке и шортах. - Я тебя с балкона увидел.

- Хорош! - решил про него Смирнов и вошел. Обнялись как положено. Оттолкнувшись друг от друга, чтобы обоюдно рассмотреть получше. Смирнов добавил к первому впечатлению: - Но пузо.

- На себя посмотри, сельский житель! - обиделся хозяин. - Пиджачок и штанцы со своего огородного пугала снял, что ли? Как тебя такого Лидка выпустила в Москву?

- Я пенсионер, Алька, - напомнил Смирнов. - И вид у меня должен быть пенсионерский. Это ты у нас все мальчуганом прыгаешь. - И повторил: - Но пузо.

- Грубо, - решил тот, кого назвали малоподходящим к его летам именем Алик, и предложил: - Можешь душ принять с дороги.

- С удовольствием. Только сначала апартаменты покажи. Первый раз я же здесь у тебя.

Походили по квартире, и Алик хвастался тем, как он в отличных условиях живет в сердце любимой старой Москвы. Минут пятнадцать хвастался, выводил на балкон, показывал Кремль, кивал на Москву-реку, махал руками.

Потом Смирнов помылся, переоделся в подготовленный женой московский наряд, и они уселись на кухне. Алик оглядел Смирнова в светлых брюках, в летних тряпичных туфлях батумского производства, в рубашечке с карманчиками, погончиками и лейблом и одобрил:

- Другое дело. Чувствуется Лидкина рука. - И разлил по первой.

- Не рано ли? Нынче позволено только с четырех часов.

- В ресторанах с двух.

- Тогда будем считать, что мы в ресторане. - Смирнов поднял рюмку. За встречу, Алик.

Выпили и загрустили.

- Кисло мне, Алька, - сказал Смирнов. - Третий год, как уехал из Москвы к морю, век свой доживать. Но не доживается, понимаешь, не доживается! Лидке там хорошо, возится по хозяйству, цветы сажает, помолодела, поздоровела, общественной работой увлеклась. Первый там человек, ее все знают. А я на лавочке сижу. Летом курортников разглядываю, зимой - море. И по Москве тоскую. Зимой и летом. И весной, и осенью. Я сейчас к тебе на такси ехал, на контору глянул.