Анатолий Степанов - Без гнева и пристрастия

И замолк. Сидели в молчании. Первым сдался слабый Викентий.

— Говори, Колобок.

— Мне в окончательные нети уйти надо, Кент, — признался Колобок.

— А я что, тебе мешаю? Уходи, — разрешил Викентий.

— Моя колея в обе стороны перекрыта.

— Твои проблемы.

— Теперь и твои. У вас, у голубцов, свои стежки-дорожки имеются. Пусти меня по ним.

— Твои дела — это твои дела. Мои дела — это мои дела. Нет.

— Я прошу тебя, Кент, по чести прошу, по-хорошему.

— Не могу, Колобок, — ответил Викентий и встал.

— Сядь! — заорал Колобок. Викентий пожал плечами и вернулся в кресло. — Значит, по-хорошему не хочешь?

— Ни по-какому не хочу. И не могу.

— Захочешь и сможешь.

— Это еще почему?

— А потому что если не захочешь и не сможешь, я тебя, жопника хренова, в ментовку сдам под вышку.

— За что же? — спокойно поинтересовался Викентий.

— Считаешь, что все шито-крыто?

— О чем ты, Колобок?

— Не понимаешь, значит. Сейчас объясню. Хунхуз тебя хомутал и оформлял, а я вел. Сечешь?

— Договаривай, Колобок.

— Я вас, сладкую парочку, до вашей берлоги провожал. Уехали двое, а вернулся ты один. Помнишь?

Викентий вдруг заплакал. Искренне. Слезы текли вдоль породистого крупного носа к углам рта. Там их подхватывал быстрый кончик тонкого языка. Но язык не успевал, и Викентий помогал ему тыльной стороной ладони.

— Волосатого вспомнил? — поиздевался Колобок. — Соскучился? Так навести его, навести! Он, землицей присыпанный, до сих пор в том овраге лежит. Правда, надо полагать, уже шкилетом стал.

— Замолчи! — вскричал Викентий.

— Ты думаешь, что его жалеешь, а ты себя жалеешь, пидар ты мой трехъяичный. Если себя жалеешь, значит, придется и меня пожалеть. Вытирай слезки-то побыстрей, нам делом заняться надо!

Викентий вздохнул, протяжно, вздохом втянул в себя остатки слез, и — деваться некуда — покорно спросил:

— Что за дело?

— Перебросить меня через забор.

— Ты же там только что был.

— Опять хочу.

— Ну и езжай. Кто тебе мешает?

— Засветились мои липовые ксивы.

— Пусть новые соорудят.

— Ты плохо меня слушал, Кент. Я же сказал: моя колея в обе стороны перекрыта. Я не у одних ментов в розыске. Меня и свои гонят.

— За дело?

— Нет. Но кто теперь разбираться будет, коль гон начался?

— Ты со мной откровенен, Колобок. Почему?

— Потому что ты у меня в руках.

— Азербайджан подойдет?

— Подойдет, если это только первая станция. А далее — без остановок.

— Когда?

— Лучше бы прямо сейчас.

— Завтра. Завтра я тебя на самолете сопровождающим груз отправлю. Самолет ихний. В Баку без пограничников и досмотра. Тебя встретят и отправят с хорошими бумагами в Турцию. Подойдет?

— В наркоту влез, Кент?

— Не греши на меня. Все, но не наркота. Так подойдет?

— Подойдет, — вяло согласился Колобок. — Только при одном условии, обязательном условии… — И замолк опять.

И опять не выдержал Викентий:

— При каком?

— Путешествовать, хотя бы только до Баку, я буду с тобой. И учти: у меня все заряжено. Случись что — выстрел без промаха по тебе.

— Я не могу, Колобок, ей-богу, не могу!

— Всего сутки, одни сутки! И я тебя не видел, и ты меня не знаешь. Жалко, конечно, Сашеньку, но придется ему сегодняшнюю ночь обойтись без твоей могучей шоколадки. Ну а если повезет бедняжке, то в этом вашем бордельере утешитель найдется. Тоже с шоколадкой.

— Не говори так! Это пошло! — прорычал Викентий.

— Ладно, ладно, извини. Я думал, это мимолетная связь, а у тебя, оказывается, любовь. Ну, пошли.

— Куда это? — испугался Викентий.

— В твою нору. Ведь есть у тебя тайная нора?

— Есть.

— Там и заночуем вместе. Теперь мы с тобой не разлей вода.

— Слава богу, что ненадолго. — Викентий встал. — Я должен попрощаться, Колобок.

— С дамой, — добавил Колобок и хихикнул.

— С сожалением должен еще раз заметить: ты — пошляк, Колобок, — со снисходительным презрением сказал Викентий и вышел, умело оставив за собой последнее слово.

…Из темного коридора Колобок равнодушно наблюдал душераздирающую сцену прощания. Викентий виновато склонился над пышной прической Александры-Александра, а он (она?) лил слезы в кружевной платочек…

Вдвоем черным ходом вышли в темный двор. Колобок резко метнулся в сторону от освещенных приступочек и из темноты приказал:

— Проверь арку, Кент.

Единственный выход из старомосковского двора. Викентий внимательно осмотрелся, прошагал к арке и выглянул в покатый переулок. Пустыня была кругом, пустыня. Он громко сообщил: