Анатолий Степанов - Без гнева и пристрастия

Он . Пока не знаю. Но мне есть что сказать им.

Голос . Вы нравитесь женщинам?

Он . Это имеет отношение к делу?

Голос . Вы нравитесь женщинам?

Он . Умным.

Голос . А надо — всем.

Он . Это еще зачем?

Голос . Восемьдесят процентов общественно активной части населения этой страны составляют женщины. Среди которых попадаются и глупые.

Он . Мне не нравится определение «население этой страны». Я предпочитаю термин: «Народ моего государства».

Голос . О терминах потом. Сейчас о женщинах. Вам нравятся женщины?

Он . Я — не Марков, чтобы мне нравились мужчины.

Голос . Блондинки, брюнетки?

Он . Крашенные в блондинок брюнетки.

Голос . Вы можете потерять голову на чисто сексуальной основе?

Он . Я не терял головы ни на войне, ни на сексуальном фронте.

Голос . Вы можете сугубо рационально соблазнить женщину?

Он . Не понял.

Голос . Не испытывая никакого сексуального влечения, добиться того, чтобы женщина покорно и с восторгом сдалась вам.

Он . Если я не испытываю к ней никакого влечения, то на кой хрен мне она?

Голос . А если это необходимо для очень важного дела?

Он . Я брезглив.

Голос . Вы — чистоплюй. Но, может быть, это хорошо.

Он . С вопросами покончено?

Голос . Последний. Вы готовы?

Он . Скорее «да», чем «нет»!

Голос . Но все же — решайтесь!

Он . Я решился давно. И доказательство тому — мое терпение в беседах с вами.

Голос . Я сильно вам надоел?

Он . До тошноты.

Голос . А другие?

Он . Они хоть делом каким-то занимаются: учат, советуют… Голос. А я помогаю вам разобраться в самом себе.

Социальный герой сейчас не был социальным героем, а уж рубахой-парнем — тем более. Сейчас он был бонвиваном Айзенштайном из «Летучей мыши» и танцором Бонни из «Королевы чардаша». Легкие его ноги в лакированных штиблетах томно вели за собой послушные туфли на высоких каблуках в страстной заторможенности классического танго. Его дама с закрытыми глазами, в забытьи, приникла тонированной щекой к обнаженному атласным вырезом смокинга белоснежно крахмальному пластрону.

— Вика, ты чудесно танцуешь, ты прекрасен, Вика! — жеманно шептала разомлевшая от желания, готовая на все дама. — Я хочу, хочу тебя!

— Все будет, Сашенька, все будет! — великодушно обещал бонвиван, он же рубаха-парень, он же Вика.

Так и шептались до тех пор, пока не замолчало танго. Они еще постояли, прижавшись друг к другу в беззвучье, а потом прошли к столику на двоих (только такие были в этом кафе) и приступили к светской болтовне, на время притушив огонь желания.

— Текила — это чудесно! — объявила дама, отхлебнув из стакана. Все нынче для нее было чудесно. Отхлебнула еще разок и вдруг, вспомнив забавное, засмеялась зазывным грудным смехом: — Сегодня мой дубок-хозяин учудил! Застукал меня в подсобке, когда мне лицо надо было подправить. «Александр, — говорит, а сам чуть не плачет. — Ну пудришься ты, пудрись себе на здоровье! Но зачем же губы красить?»

— Смотри, уволит он тебя, — предостерег рубаха-парень Вика.

— Меня, — высокомерно переспросил Александр-Александра. — Да он с меня пылинки сдувает, боится, чтобы не переманили. Я — в Москве лучший администратор в зале. — Улыбнулся обещающе. — Ты обо мне беспокоишься, милый? Это чудесно!

У их столика, ожидая окончания фразы, уже стоял лощеный метр с бесстрастным лицом.

— Я слушаю, Сергей, — обернулся к нему Вика.

— Тебя спрашивают, — сообщил метр.

— Я занят. — Вика погладил Александра по щеке.

— Тебя настойчиво спрашивают.

Вика глянул в холодные мéтровые глаза.

— Ну пусть подойдет.

— Он по каналу.

— Извини, Сашенька. — Вика встал. — Он у тебя?

— В моем кабинете, — подтвердил метр.

В крошечном кабинете за хозяйским столом сидел задумчивый и грустный Димон-Колобок.

— Тебе что надо? — от дверей поинтересовался рубаха-парень.

— Поздоровайся со мной, Кент, — предложил Колобок.

— Можно без кликух?

— Ты присядь, присядь, — посоветовал Колобок, подбородком указав на кресло. И, внимательно наблюдая за тем, как Вика в этом кресле устраивался, наставительно заметил: — До кликухи тебе ой как далеко. Прозвище, Викентий, прозвище!

— Тебе что надо? — повторил вопрос Викентий.

— Так прямо сразу и сказать? — удивился Колобок и, демонстративно подумав, решил: — А что?! Прямо так сразу и скажу!