Сергей Зверев - Мертвый дрейф

Настроение поднималось. Возбудился Крамер, глупо хихикал, что было для Крамера как-то нехарактерно. Глеб перевернул Ландсберга – мертвее не придумаешь, отмучился гениальный доктор каких-то там наук. Он вытащил его за ноги из воды – пусть неуважение к мертвецу, но как-то не по-людски – заставлять покойника киснуть в воде. Он ведь сам не может выползти и лечь, как положено? Распрямился, со скрежетом расправил плечи, показал американцам на катере согнутое предплечье, ударив одновременно ладонью по сгибу локтя. Американцы не остались в долгу – все как один выставили руки и показали Глебу средние пальцы. Пообщались, блин…

– Мужики, хватайте эту профессорскую дочь, да понежнее – это не вязанка дров, – и отходим в тыл. Новый лагерь сооружаем в лесу, в пятнадцати метрах от опушки, чтобы эта пастораль была у нас перед глазами. Вы располагайтесь, перевяжите раненую, а я схожу за Ольгой…

Но Ольга была легка на помине, ковыляла, опираясь на изваянный Крамером костыль, посвистывала «дырочкой в правом боку». Еще одна калека – боже, помимо Глеба, в их «могучей кучке» не осталось никого мало-мальски целого!

– С вами все в порядке? – Она изрядно перенервничала, схватилась за горло, закашлялась, когда спецназовцы пронесли мимо нее стонущую Дашу, тихо спросила: – Кто ее?

– Да есть такой парень, – проворчал Глеб, машинально подмечая, какими яркими взглядами обмениваются Крамер и Ольга, как отлегает у нее от сердца – жив неразговорчивый боец, и Крамеру по душе, что Ольга жива и пока еще шевелится. «Странная штука – жизнь, – размышлял Глеб, меся грязь отяжелевшими бутсами. – И не только во внешности дело. А еще и в благодарности за спасенную шкуру, и в том, что ты должен о ком-то заботиться – если не торопишься вниз головой с моста…»

Ситуация по-прежнему вызывала тревогу. На катере оставались трое (если в трюме не ждет своего часа еще дюжина), и уходить они не собирались. Ждали подкрепления, которое должно было прибыть со стороны американского берега. Когда оно прибудет – неизвестно. Американцы – нация неунывающая. Погиб профессор – плохо, но не фатально. Они не знают, что излучатель потерян безвозвратно. Под боком «Альба Майер», в ней – контейнер с неким идентификационным номером, в котором жил во время плавания профессор и где осталась его бесценная документация (а ведь она действительно там осталась!). Прибудут специально обученные люди – и все будет о’кей, во всяком случае, ущерб не смертельный. На что рассчитывать спецназу? Прилетит волшебник в голубом вертолете ВМФ России и увезет на далекую, но прекрасную родину? Но не летит он что-то, впрочем, еще не вечер, а как бы даже наоборот, всего лишь девять часов утра… А если он ВООБЩЕ не прилетит? Почему он обязан прилететь? Русские, согласно легендам и поверьям, не оставляют своих, но, как показывает богатый жизненный опыт – еще как оставляют! Особенно если дело касается гнусных коррупционеров и неких криминальных схем, прорабатываемых в том числе посредством флотских структур. И с каждой минутой напряжение будет расти, нервы – тянуться, люди превратятся в клокочущие сгустки отрицательной энергии. Он должен захватить этот чертов катер, погрузить в него людей и уходить на запад! Если кому-то интересно содержимое контейнера, Глеб охотно опишет его приметы и координаты, ему не жалко…

Свершилось – дождь пошел на спад, а потом и вовсе прекратился. Черную тучу, излившуюся до капли, вытолкали безвредные кучевые облака, затих ветер. Шалаш в шаге от тропы соорудили за полчаса. Вовсе не нужно быть отпетыми спецназовцами, чтобы втроем, имея ножи, соорудить комфортное укрытие. Нарезали жердин, натаскали еловых лап, немного священнодействия – и жилье готово. Женщин укутали хвойными ветками, тщательно перевязали. Пуля прошла через Дашу навылет, не зацепив ничего особо важного. А вот с осколками в ноге у Ольги дела обстояли хуже. Удалять их из бедра в походных условиях было нереально. Ей кололи обезболивающее, меняли перевязку каждый час, и возникало серьезное опасение, что если через двенадцать часов эта женщина не попадет на стол к хирургу, то ампутация станет самым щедрым подарком. Подразделение спецназа неудержимо теряло боеспособность. Напрасно Никита совершил героический марш-бросок через лес, а потом «воевал» с товарищами на пляже. Нужно было лежать и не дергаться. Нога распухла, любое прикосновение к ней рождало душераздирающую боль. Никита храбрился, уверял, что все это фигня, но хирел на глазах, покрывался пугающей бледностью и передвигаться мог лишь ползком. Расклеился Крамер. «Проблемы с головой», – объяснил он товарищам и забился в угол шалаша зализывать раны. Он самостоятельно бинтовал себе голову и высказывал предположение, что кусочек черепа провалился в мозг, свил там гнездышко и теперь начинает совершать провокации и диверсии – судя по глюкам, ложным воспоминаниям и паршивому настроению.