Сергей Зверев - Мертвый дрейф

Очнулся пулеметчик на палубе – разразился беспорядочной огненной бранью! Пули свистели над головами, вскапывали косогор, в котором свинца уже было столько, что хоть в металлолом сдавай. Того и ждали – отползли. И вдруг пулеметчик заткнулся – внезапно, на «полуслове», и через буйство стихии донеслась отчаянная ругань – то ли затвор заклинило, то ли патроны кончились…

А Даша, осознав, что случилось самое страшное, рухнула на колени, вцепилась в лежащего перед ней человека, затрясла его и завопила так, что все услышали и похолодели:

– Па-аапа!!!

Ей-богу, стало зябко и неуютно. Они переглянулись с Крамером и не придумали, что сказать. Крамер сглотнул, поежился. Так вот откуда все берется, куда течет и где пропадает… Густая краска подступила к ушам. Хоть сквозь землю провались, право слово. Даша рыдала, билась в истерике, и звуки этой истерики разносились по всему острову. «Сволочи! – кричала она, грозя кулаком сконфуженным спецназовцам. – Какие же вы сволочи…» – И снова плакала навзрыд, билась головой о грудь мертвого профессора.

– Можете не рассказывать, я все слышал… – проблеял на последнем издыхании Никита, падая ничком на землю. – Да уж, товарищи офицеры, это вам не в тапки гадить… Послушайте, это что за «Санта-Барбара»?

– А ты откуда? – вылупился на товарища Глеб.

– Ну, не знаю, командир, – растерялся Никита. – Видимо, я как-то пришел сюда – не по воздуху же я перелетел, верно? Знаешь, больше всего я ненавижу, когда без меня происходит что-то важное…

– Но у тебя же нога сломана. – Глеб чувствовал, что, невзирая ни на что, хочется улыбнуться.

– Сломана, – кивнул Никита. – А может, и нет. Может, трещина, ушиб, без рентгена трудно сделать окончательный вывод. Но больно, командир, просто нереально больно…

Но это еще не было вершиной абсурда. Еще не случилось самое глупое и нелогичное. Ждать осталось недолго. До автоматчиков дошло, что своих людей они уже не дождутся, профессор мертв, операция провалена и люди, ответственные за этот позор, находятся у них под носом! Они открыли ожесточенный огонь – одновременно, один из лодки, другой с берега. А второй и вовсе обнаглел – шмальнул из подствольника, и граната взорвалась перед косогором! Людей засыпало землей, взрывная волна рвала барабанные перепонки. Крамер кричал что-то страшное, дикое, бил себя по ушам, а кровь, пусть и не с той интенсивностью, продолжала вытекать из раскроенного черепа. Глеба тупо клонило в сон, а Никита впал в неконтролируемое бешенство – взметнулся на колено, вопил в аффекте: «А-а-а-а!!!» – и самозабвенно поливал из «калашникова», как нельзя подходящего для истеричного ведения огня. Попятился автоматчик, побежал в море, забросил автомат в резиновую лодку, вскарабкался в нее, распластался на дне. «Моторист» завел двигатель – лодка подпрыгнула, дала крутой вираж и помчалась по замысловатой дуге к катеру. На берегу остались два тела – профессор Ландсберг и его дочь Даша…

– Никита, стоп… – хрипло выпалил Глеб, выхватывая автомат из трясущихся рук товарища. – Ты что делаешь, кретин? Ты же Дашу убил…

– Что?.. – Никита опомнился, ошарашенно помотал головой… и вдруг сделался каким-то черным, опухшим, далеким. – Да вы что, мужики… – забормотал он растерянно. – Это не я, это кто-то другой, я не мог, вы что на меня вешаете…

– Это ты, Никита, ты, – тяжело вздохнул Крамер.

– Ладно, мужики, пошли, мы не можем их оставить здесь, – буркнул Глеб.

Пришлось опереться на автомат, земля не держала, и запоздалое наступление получилось каким-то приторможенным. Они брели по пляжу, шатаясь, как былинки, равнодушно смотрели, как удаляется резиновая лодка, пристает к катеру, как пулеметчик, оставшийся без пулемета, бежит на корму, помогает товарищам взобраться на борт. «Трое осталось, – равнодушно думал Глеб. – И уплывать не думают. Их трое и нас трое». В них никто не стрелял, было понятно, как дважды два, что на таком расстоянии любое бряцанье оружием – стрельба по воробьям. Никита вдруг как-то сипло задышал, зачастил, припадая на пострадавшую ногу, обогнал товарищей, бросился к женскому телу, лежащему в воде лицом вверх.

– Ребята, она живая! – Голос паренька срывался от волнения и восторга. – Ей-богу, она живая… Пуля в плече, ничего страшного… Ах ты, сладкая моя… – Он свалился перед девушкой, пристроил ее голову себе на колени, принялся гладить по лицу, что-то курлыкал – окончательно спятил молодой офицер… А Даша жалобно стонала, с усилием пыталась расклеить глаза, сразить взглядом очередное чудовище из ненавистной страны…