Нил Саймон - Слухи

Дверь спальни Чарли открывается, и появляется ЛЕННИ. На нем халат, пижама и тапочки Чарли. На одном ухе большая повязка. ВСЕ смотрят на него. ОН с ненавистью смотрит на всех присутствующих.

Гленн. Чарли, привет.

Кен. Привет, Чарли.

Эрни. Чарли, ну ты как, в норме?

ЛЕННИ спускается по лестнице.

Велч. Господин Брок, я полицейский. Меня зовут Велч. А это моя напарница Падни. Садитесь, пожалуйста.

ЛЕННИ садится.

Конни, будешь записывать.

ОНА достает блокнот.

Итак, господин Брок, расскажите нам, что произошло в вашем доме сегодня вечером. С самого начала до самого конца. И как можно подробнее.

Куки. Кто хочет лимонных тартинок?

Ленни. Да, тартинка бы сейчас была очень кстати.

Велч. Только не сейчас, мадам… Мы вас слушаем, господин Брок.

Ленни. Ладно… все равно деваться некуда… А, будь что будет… О, господи… а, в общем, дело было так. Ровно в шесть часов вечера я вернулся с работы домой. Моя жена Майра в этот момент была у себя в комнате и переодевалась к банкету. Я достал из холодильника бутылку шампанского и пошел наверх. Розита, повариха-испанка была в этот момент на кухне вместе со своей сестрой Рамоной, тоже испанкой и со своим сыном Ромеро, тоже испанцем. Они в этот момент готовили всё к обеду в итальянском стиле. И ждали указания от Майры. Когда я поднялся по лестнице, я сказал про себя: «Сегодня десятая годовщина моей свадьбы, а я еще сильней люблю свою жену. Просто невероятно». Майра как раз брызгала на себя духи, которые я подарил ей на Рождество. Я нарочно покупаю именно эти, потому что они просто сводят меня с ума… Я постучал в дверь. Тук-тук-тук. Она открывает ее. Я подаю ей бокал с шампанским и произношу тост. (Смотрит на КЛЭР) . «За самую красивую жену, муж которой счастлив с ней уже целых десять лет». Она в ответ: «За самого лучшего мужа и десять лет счастья с ним». Мы выпиваем. Целуемся. Снова обмениваемся тостами. Я говорю: «За самую восхитительную кожу на самом восхитительном теле, которые нисколечко не постарели за десять волшебных лет». Она в ответ: «За самые нежные руки, которые ласкали самую восхитительную кожу, нисколечко не постаревшую за десять волшебных лет…» Мы пьем. Мы целуемся. Снова пьем. Снова целуемся. Снова произносим тосты… К семи часам бутылка была прикончена, жена моя совсем размякла, а я исчерпал все тосты… И тут в нос мне ударил запах ее духов. Устоять против него всегда было выше моих сил… И мы занялись любовью так страстно и так горячо, как будто это была первая брачная ночь. (Встает со своего места. ВЕЛЧУ) . Я рассказываю вам это без тени смущения, я горжусь и радуюсь тем, что наша любовь за прошедшие десять лет крепла день ото дня. И вот мы лежали в объятиях друг друга, нагие, обессиленные и очень-очень счастливые. Неожиданно раздается негромкий стук в дверь. Тук-тук-тук. Дверь открывается и перед нами предстает странного вида молодой человек с ножом в руках. Майра пронзительно кричит.

Начинает разыгрывать происходящее.

Я спрыгиваю с кровати и мчусь за револьвером, который хранится в ящике комода. Майра хватает полотенце и прикрывается им. Я, бегом возвращаясь с револьвером в руке, готовый защитить жизнь своей супруги. Странный молодой человек говорит по-испански: «Yo quito se dablo enchilada por guesa in guinto minuto». Но испанского я не знаю, а сына Розиты, Ромеро, никогда в глаза не видел, и откуда мне было знать, что он держал нож, чтоб приготовить салат, и он спрашивал, начинать готовку или нет. Я прицеливаюсь в него, Майра пронзительно кричит и хватает меня за руку. Я успеваю нажать на спусковой крючок, и пуля угождает мне в мочку уха. Сын Розиты, Ромеро, мчится вниз и говорит Розите и Рамоне (Что-то говорит на своей испанской абракадабре) . Этот сумасшедший выстрелил в него. Так, что Розита, Рамона и Ромеро бросили все и убежали. Кровь из мочки уже залила новое платье Майры. Вдруг мы услышали шум подъезжающей машины. Прибыли первые гости, Майра накидывает халат и мчится вниз, чтобы задержать Розиту, Рамону и Ромеро, потому что без них с банкетом придется распрощаться. Но они уже укатили в своем «Альфа Ромео». Вдруг мне показалось, что кто-то пытается угнать мой старый добрый «Мерседес». Я выглядываю в окно и палю в темноту. Майра сбегает в подвал, в котором мы держим сундук из кедра, и роется в нем в поисках платья, которое она надевала на вечер дружбы с Израилем. Фонарика у нее нет, так что ей приходится передвигаться в полной темноте. Я сбегаю вниз, замечаю, что дверь подвала открыта и, боясь возвращения этого странного на вид паренька, запираю дверь, не подозревая, что Майра все еще там. Потом я бегу наверх, и глотаю несколько таблеток аспирина, потому что просто умираю от боли. Но в этот момент мне в глаз попадает кровь, и я по ошибке проглатываю четыре таблетки снотворного. Я слышу, как в дом вошли гости, и хочу сказать им, чтобы они разыскали Майру. Но тут из-за снотворного у меня отнялся язык, а кровь так и хлещет и заливает белый коврик. И тут я начинаю писать записку, объясняющую все происшедшее, но получается какая-то чепуха. И боясь, что они примут записку за предсмертную и вызовут полицию, а мой друг Гленн Купер, который должен скоро приехать и который баллотируется в сенат, окажется втянутым в историю с самоубийством, я порвал ее и спустил в унитаз. И как раз в этот момент они входят в мою комнату. Они кричат: «Что случилось? Что случилось?» А я, прежде чем успел открыть рот повалился на кровать. Вот и вся дурацкая история, чтоб мне провалиться на этом месте…