Луиджи Лунари - Швейк в Нью-Йорке. Роман

– Вряд ли. Иначе как объяснить то, что они пытались меня убить!

– Перед тем, как вы бежали, они пытались вас убить?!..

– Не перед, а сразу же после!

– А, ну конечно! – снова взорвался Браун с нарастающим возмущением: – Это же в их правилах! Когда человеку вашего уровня удаётся оказаться за железным занавесом, они боятся, что вы расскажете всему миру о преступлениях коммунистического режима!

– Я не знаю, чего они боялись, но только то, что они пытались укокошить меня, это правда… Однако, – добавил Швейк слегка смущённо, – позвольте заметить, я уже два раза слышал от вас одну фразу, которая ну никак не соответствует действительности.

– Какую?

– Про железный занавес. Это абсолютно неверно.

– Что же в этом неверного?

– Никакого железного занавеса не существует, – категорически заявил Швейк. – Когда кто-то слышит о железном занавесе, сразу представляет себе что-то вроде железного жалюзи. Вряд ли кому удалось бы построить жалюзи такого размера, ведь граница между Чехословакией и Австрией составляет десятки километров, да ещё она вся изгибается, а жалюзи могут работать, только когда они прямые.

После этого Швейк поведал историю своего друга Матиаса Краничека из Славково, который взял и заменил ворота своей конюшни красивыми жалюзи. Но ему не разу так и не удалось ни поднять, ни опустить их ровно, все время получалось наперекосяк, пока вообще их вообще не заклинило намертво. Это при ширине-то всего в пять или шесть метров. А тут многокилометровая граница между двумя государствами! Нет там никакого занавеса из железа! Немного колючей проволоки – это есть. А больше ничего нет! Так что я пролез через неё без особых проблем. Как и многие другие.

Пока Швейк говорил, в мозгу Чарльза В. Брауна проклюнулось первое смутное подозрение, что он не тот, за кого себя выдаёт. Или, точнее сказать, за кого он, Чарльз В. Браун, его принимает. Прикусив нижнюю губу, он пристально посмотрел на Швейка, опустил взгляд на авторучку из черепахового панциря, орнаментированного золотом, которую держал в руке, жестом прервал поток дополнительных подробностей, которыми Швейк подтверждал свои мысли, и твёрдым, спокойным, даже слишком спокойным тоном произнёс, чётко выговаривая каждый слог:

– Простите меня, мистер Швейк, не могли бы вы быть настолько любезны, чтобы сказать мне, что вы конкретно от меня хотите и почему?

– С большой охотой! – ответил Швейк, усаживаясь поудобнее. И начал откашлявшись:

– Как-то раз, мы, завсегдатаи трактира У чаши, организовали прекрасную прогулку…

Существует немного достоверных свидетельств того, как продолжилась их беседа, тем более, что она оказалась короткой. Чарльз В. Браун раз и навсегда запретил себе вспоминать об этом, и даже по прошествии многих лет любой намёк на эту тему вызывал у него резкое повышение артериального давления и сильный тремор рук.

Швейк, со своей стороны, объяснял, что повествование о его бегстве на Запад, едва начавшись, было прервано внезапным недомоганием мистера Брауна, напоминающим истерический припадок. В какой-то момент мисс Комптон услышала сдавленный крик и увидела Швейка, спешно покидающего кабинет с удивлённым и одновременно озабоченным видом.

– Что случилось? – встревожилась она.

– Он плохо себя почувствовал, – ответил Швейк.

Мисс Комптон бросилась в кабинет шефа, но Швейк задержал её.

– Не спешите, – сказал он. – Мне кажется, он никого не хочет видеть. Я был там, как он вдруг закричал, чтобы я ушёл!

В эту минуту дверь кабинета распахнулась, и на пороге появился Чарльз В. Браун с налитым кровью мокрым от пота лицом, ещё более страшный, чем обычно. Уставив указательный палец правой руки на выходную дверь, он закричал:

– Вы всё ещё здесь?! Вон отсюда! Убирайтесь прочь!!

– Я ухожу, – сказал Швейк, немного обидевшись. – А вам следует поберечь себя. И быть повежливее с клиентами. Ведь вы же банк. И перестаньте морочить голову вашим потенциальным клиентам, – добавил он, мысленно сравнивая стоящего перед ним свирепого монстра с изображением молодого менеджера, улыбавшегося ему с рекламного плаката. – Должен заметить, что вы совсем не похожи на себя на плакате ни внешним видом, ни манерами!

И, поблагодарив мисс Комптон за любезность, Швейк с достоинством вышел из офиса Чейз Манхеттен Банка .

Неприятный инцидент с истеричным функционером Чейз Манхеттен Банка в течение нескольких недель будоражил мозг Швейка и служил темой для обсуждения. Он говорил об этом с миссис Хиллер, с мистером МакНамарой, с отцом Родригисом, с друзьями по радиостанции, рассказывая каждому о том, как всё было, в мельчайших подробностях. По мнению МакНамары и Панятника, результат была очевиден: в банках шестьдесят долларов не занимают!