Array Имруулькайс - Арабская поэзия средних веков

Пока не порвана существованья нить,
Блаженство райское должны мы все вкусить.

Так пей вино и наслаждайся созерцаньем
Лица, что привлекло своим очарованьем;

Цветы шиповника на щечках расцвели,
В глазах все волшебство и неба и земли,

А пальцы тонкие, что кубок обхватили,
В себе всю красоту земную воплотили.

То высится как холм она, то как тростник склонилась,
Ей прелесть редкая дана, в ней юность воплотилась.

Отсюда далеко она. Но встреча с ней, поверьте,
Порой опасности полна: взглянул — и близок к смерти.

Сидит ли молча пред тобой иль говорит несмело —
Натянут лук ее тугой, неотвратимы стрелы.

О ты, что создана была из красоты и света,
Ты, у кого моя хвала осталась без ответа,—

Обремени меня грехом: мне будет в утешенье,
Что не войдут тогда в мой дом другие прегрешенья.

Как сердце бедное мое кровоточит!
Газелью ранен я — был бесполезен щит.

Из-за нее я обезумел в миг единый,
Хоть в волосах моих уже блестят седины.

Проходит ночь без сна, и кажется к утру,
Что смерть моя близка, что скоро я умру:

Коль сердце ранено любви стрелою меткой,
Искусство лекаря тут помогает редко.

Посланец мой сказал: «Записку я вручил,
Но вот ответа на нее не получил».

Я у него спросил: «Она ее читала?»
«Читала», — он сказал. «О, это уж немало! —

Воскликнул я тогда. — Доволен я вполне:
Ее приход сюда ответом будет мне».

Надеждой тешусь я в моей печальной доле,
Чтоб наземь не упасть, не закричать от боли.

Просил у нее поцелуя, и мной он получен —
Но после отказов, которыми был я измучен.

Тогда я воскликнул: «Раздвинь милосердья границы
Нельзя ли еще на один поцелуй расщедриться?»

Она улыбнулась и мне повторила присловье,
Известное персам, и нам оно тоже не внове:

«Не надо ребенку игрушку давать дорогую:
Получит одну — и потребует сразу другую».

Доставлю радость я тебе — умру от горя
И замолчу навек… Случится это вскоре.

Для сердца твоего легко меня забыть,
А я храню обет — до смерти верным быть.

Все изменяется под хладною луною.
Как изменилась ты! Как холодна со мною!

Но если я теперь ничто в твоих глазах,
То истину тебе не дал узреть Аллах.

Улыбаются розы, и звонкие струны звенят.
Флейта стонет и плачет, наполнился звуками сад.

Веселятся друзья, породненные дружбой сердечной,
Никого нет на свете родней, чем товарищ беспечный.

И друг друга вином угощают из кубков друзья,
От сосцов, источающих хмель, оторвать их нельзя.

Сколько раз поскользнулся хмельной — сосчитать невозможно,
Сколько раз поднимался, испачканный пылью дорожной!

Пустыни воспевать? Но нет до них мне дела;
И девы красота душой не завладела;

Любить и воспевать другое мне дано;
От Вавилона к нам дошедшее вино.

Вода, смешавшись с ним, его не украшает,
Оно — всесильный дух, что в тело проникает.

Отведавший его на крыльях воспарит,
А глупый — как мудрец с людьми заговорит.

Однажды темною дождливою порою
С друзьями, чьи сердца не ведали покоя,

Я в лавку винную отправился… Купцы
Уж спали, мрак объял лачуги и дворцы.

Ломились в лавку мы. Купец дрожал от страха,
Он мог защиты ждать от одного Аллаха.

Он притворялся, будто спит, решив, что мы
Или ночной патруль, или исчадья тьмы.

Тут стали звать его по имени мы дружно,
И он сообразил: бояться нас не нужно.