Array Имруулькайс - Арабская поэзия средних веков

Я будил его: «Просыпайся, Собутыльников Торжество!»
Сонный, он изъяснялся жестами; трудно было понять его.

Ах, как будто внезапно заикой этот добрый юноша стал,
Отвечал он мне с болью великой, преневнятно он бормотал:

«Понимаю все, что толкуешь, все, что ты мне велишь, отец,
Но вина последние капли доконали меня вконец!

Дай уж мне очнуться от хмеля, я от вин золотистых ослаб,
Завтра вновь я служить тебе стану, как покорный и верный раб!

Когда забрезжил робкий свет вдали
(Как бы уста улыбкой расцвели!)

И сумрак выцвел, поседел… Когда
Вздремнуть ночная вздумала звезда,

Мы все напасти мстительной земли
К трепещущим газелям принесли.

Мы к ним послали черную стрелу,
Как скорпион язвящую иглу,—

Что тоньше оторочки бахромы,
Прямей, чем строчки, что выводим мы.

Она, обрызгав травы на лугу,
Добычу поражает на бегу,

А вслед за ней, гудящей, как оса,
Проворноногого мы вышлем пса;

Он скор, похож на быстрый метеор,
Науськан, разумеет разговор,

Свисают уши у него, легки,
Как лилии прозрачной лепестки.

Когтями, что острей сапожных шил,
И зреньем — никогда он не грешил:

Глаза его ясней воды живой,
Струящейся в пустыне огневой,

Воды — она, змеясь, ползет в простор
Между миражем и подножьем гор.

Мы пса — а он поджар и узколоб —
Науськали на стаю антилоп.

Там, на лугу, как бы плывущем ввысь,
С детенышами — робкие — паслись.

Тот луг — в цветах, расцветших широко,
Темно-зеленый, как змеи брюшко.

В лугах цветы — как желтых змеек зной,
Как косы, тронутые сединой.

Играючи, наш пес, не тратя сил,
Нам пятьдесят газелей изловил.

Добычу разделили пополам:
Ведь мясо их за кровь он продал нам!

Прелестной, встреченной во сне, я говорю: «Добро пожаловать!» —
Когда б она решилась мне миг благосклонности пожаловать!

В ней все — до зубочистки вплоть — влечет, прекрасное и сонное,
Благоухающая плоть, души дыханье благовонное!

Кто горькие слезы унять мне поможет?
Шурейра, увы, мои горести множит!

Недоброй душою судьбину кляня,
Шурейра решила покинуть меня.

Но воле судьбы, подчинения ради,
Она под замком очутилась в Багдаде;

Ведь нашей судьбой, как стрелой — тетива,
Превратности рока играли сперва!

Теперь она занята чуждой судьбою,
Теперь ее чувства в разладе со мною.

Ведь ловчего с яростной сворою псов
Газель не боится в чащобе лесов.

Вот эта газель среди листьев крылатых
Похожа на деву в роскошных палатах:

Куда как трудней мне Шурейру вернуть,
Чем эту газель приманить-обмануть!

Подобны мечам языки человечьи,
Мы гибель обрящем в своем красноречьи!

Душа человека — коварный тиран,
Ты этой душе не давайся в обман!

На недруга беды надвинулись тучей —
Тебе повезло! Не проспи этот случай!

И если ты в дверь не успеешь скользнуть,
Твой враг непременно найдет этот путь.

Пускай убавляется юная смелость,
Зато приращаются мудрость и зрелость.

Сбираюсь в пустыню отправиться я,
Ну что же! Седлайте верблюдов, друзья!

Иль, может, с утра я копя оседлаю,
Стремительных стрел обогнавшего стаю,

Иль, въявь оседлав кобылицу мою,
Пощады сопернику я не даю.

Бегут, потрясая единою гривой,
Конь, гордый как черт, с кобылицей игривой;

Бегут вороные, бегут, не устав,
Косматые гривы с рассветом схлестав!

И ей и ему тяжело в поединке,
Так ножниц сближаются две половинки!

Летят они рядом, в мелькании дней:
На ком же верхом я, на нем иль на ней?