Array Имруулькайс - Арабская поэзия средних веков

Хоть мать его бьет нередко, зато и ласкает тоже,
Чтоб песня могла любая морозом пройти по коже.

Речист и красив с рожденья, с младенчества мудр и светел
Он словно Иса, сын Марьям {173} 173 Иса, сын Марьям — Иисус, сын Марии. , что бога в пустыне встретил

В любом из его напевов сладчайшая скрыта тайна,
А голос его и четок и звонок необычайно.

Великою мукой мучат нередко друг друга люди,
А он исцеляет души, а он заживляет груди.

Он жизнь возвращает мертвым, он светлые мысли множит
Но вдруг разбудить и горе в душе задремавшей может.

Меж тех, кто внимает песням с тревогой в горящем взоре,
Иного ласкает радость, иного терзает горе.

Вот тут-то, с напевом сына свой голос легко сплетая,
Берется эмира славить и женщина молодая.

Покорны ее желаниям голоса переливы,
Как ласке ночного ветра упругие ветви ивы.

Он льется, как солнце грея и золото рассыпая,—
Сладчайшей не выбрать ноты, так дивно звучит любая.

Чуть глухо поет певица, но в голосе стон газели,
И трепетной лютни шепот, и флейты певучей трели.

Порой он тревожит лаской, величьем пьянит порою,
Пресытиться невозможно, следя за его игрою.

Он в каждое сердце входит без стука, без разрешенья,
Как вождь-победитель в город, не смевший принять сраженья.

Не нужно колдунье юной искусно скрывать дыханье,
Такое дыханье впору лишь мчащейся в гору лани.

Красавица в напряженье, как мальчик-бегун у цели,
Что рвется вперед, осилив соперника еле-еле.

Без голоса жить веками мелодия не могла бы,
Напев подыскали новый для песни чужой арабы.

Бог весть, когда эта песня пришла сюда из Ирана,
Рассказы о ней восходят к седым временам Аднана {174} 174 Аднан. — См. прим. к стр. 11 (см. коммент. 2 — верстальщик) . .

Хрусталь не блещет ярче винограда,
О спелый виноград, приманка взгляда!

Блеск кожицы твоей из солнца соткан,
А сок твой — полдня лучшая услада.

Будь ягоды потверже — и рубины
Вставлять в сережки было бы не надо.

Ты слаще меда, ты тревожишь ноздри
Благоуханьем мускуса и сада.

Твой сок под шкуркой — как вино в кувшине,
Приятна нёбу терпкая прохлада.

Когда к тебе пришел я, спали птицы,
Но было сердце пробудиться радо.

С собой привел я сыновей Мансура {175} 175 Сыновья Мансура . — Имеются в виду, вероятно, потомки аль-Мансура (754–775), второго халифа аббасадской династии. ,
При них луна тускнеет, как лампада.

В сторожку мы украдкой заглянули,
Ведь ранний нас веселью не преграда.

И сторож встал, проворный, словно сокол,
И дал понять, что не нужна осада.

Нам не пришлось ни в чем его неволить,
Досталась всем сладчайшая награда.

Сверкал ручей клинком бесценной сабли,
Искрился жемчугами звездопада

И, словно змей, скрывался в ближней чаще,
Блиставшей свежей зеленью наряда.

Вблизи прозрачных струй мы пировали,
И не было с весельем нашим слада…

Но счастье — лишь залог невзгод грядущих.
Проходит все. От рая шаг до ада.

Тоска. Вином излечится она.
Ты свет воды смешай с огнем вина.

Вино старо? Но новых сил полно!
В земле хранилось много лет оно.

Его лишь чище делали года,
В нем тонок вкус, в нем сила молода.

Сейчас в кувшине только чистый свет!
Осела муть, и ни соринки нет.

Оно горит средь ночи смоляной,
Как Марс горит средь темноты ночной.

Как золото, бежит его струя
Или, точней, как желтая змея.

Вон пробка запечатала сосуд,—
Как яблочко, ее сейчас сорвут!

Об утреннем питье не говори,
Дай кубок мне под вечер, в час зари!

Ты, соглядатай, ум топя в вине,
Друг с другом оставляй наедине

Влюбленных. Душной ночь тогда была.
Сплетались их горячие тела.