Иногда мы гуляли по городу, и она держала меня за руку. Я не чувствовала ее. Нет, ее ладонь несла тепло ладони моей, но это было тепло десятков знакомых мне рук. Ничего особенного. Ничего личного. Ничего...
Мы целовались в парке, желтые клены осыпали нас листьями, и касание каждого листа ощущалось гораздо острее быстрых горячих касаний ее языка.
Она ничего не замечала. Или делала вид. А ко мне пришло спокойствие. Условия сделки были полностью выполнены обеими сторонами. Она дала мне номер Лейлы. А я осталась с ней. С Полиной. Когда-то давно она смотрела на меня, как на человека с палкой – подозрительно, но с надеждой, что палка может оказаться для игры, а не для битья. «Зря надеешься», - думала я тогда. Ошибалась. Палка оказалась для игры. Для увлекательной игры в любовь. Игры по ее правилам.
Куда-то пропал Юся. Говорили – повез мелкого к родителям на Урал. «К лучшему», - думала я. Его старомодная мягкость и небезразличие к моей жизни серьезно угрожали приобретенному спокойствию. Брошенный Юсей в зеркальную глубину этого спокойствия камушек мог разнести ко всем чертям, разметать амальгамными осколками, обнажить картонную изнанку моего серебряного мира.
...
- Расскажи мне о ней, - попросила я.
- О ком?
«Как же ты любишь глупые вопросы...». Полина сидела спиной ко мне за столом и что-то писала. Иногда выпрямлялась и двигала лопатками, будто крылья разминала перед полетом, но, передумав улетать, снова склонялась над тетрадью. Наверняка писала одну из этих дурацких историй, которые нафаршированы всякими романтическими глупостями, как арбуз семечками. Иногда ее печатали. Иногда нет. Но почти каждый вечер она с завидным упорством выводила в толстой тетради кругленькие аккуратные буквы, словно салфетку вязала...
Я пялилась в телевизор, тянула горьковатое чешское пиво и была в состоянии того хмельного азарта, когда хочется непременно довести окружающих до ручки. Вот уже несколько месяцев окружала меня только Полина. Логично было сорваться на ней.
- О ком, о ком... О Лейле. А то как-то нечестно получается – ты знаешь о ней все, а я ничего. Давай-ка, делись.
Полина повернулась ко мне и сдвинула брови:
- Во-первых, мы так не договаривались. У тебя есть ее телефон – позвони и узнай все, что тебя интересует.
Я засмеялась:
- Перестань... Слов тебе жалко, что ли? У тебя вон их сколько – целая тетрадь! Тысячи толстопузеньких красивых слов...
Она отвернулась и снова пошевелила лопатками:
- Отстань. Слов-то может и не жалко...
Я вздохнула:
- Ну вот. И хочется поговорить, а не с кем. А давай баш на баш, ухо на ухо? Я тебе о тебе расскажу, а ты мне о Ней?
У нее напряглась и затвердела спина, а я продолжала гнать во весь опор, несмотря на скользкую дорогу и кромешную темноту вокруг:
- Итак, что мы имеем. Простите, КОГО Я имею? Так наверно будет правильней. Полина К. 31 год, не замужем, детей нет. Втрескалась по самое не могу в загорелую девчонку на благословенном крымском побережье. Как же это... Ах, да! – Я выкинула вперед руку и басом пропела, - Стройная фигурка цвета шоколада помахала с берега рукой... Пам-пам-пам... Но однажды ночью с молодым ковбоем стройную креолку он увидел на песке... Ой, нет. Нет, нет, нет. Это уже совсем другая история, господа! Итак, влюбилась, значит, но стройная креолка однажды ночью пропала. Испарилась, словно рассветный дым. С молодым ли ковбоем, нет, история умалчивает. Но не Полиной бы была Полина, если на бескрайних просторах нашей Родины не нашла бы свою любовь! И ей, представьте, повезло – они жили в одном городе. И на почве этого стали жить в одной квартире.
Ее спина нервно молчала. Я открыла очередную бутылку и с упоением продолжила:
- Да, в одной квартире. Полина работала в редакции вполне раскрученного дамского журнала, на страницах коего довольно часто появлялись милые женские рассказики, написанные ею же! Уфф... – Я перевела дух, - Вполне возможно, что за должность в журнале ей пришлось переспать с главным редактором, то есть редакторшей конечно, но сей момент к нашему повествованию не относится. А...
- Прекрати... – будто кнутом стегнула, но меня было не остановить.
- А что же креолка? О! Это самый замечательный хеппи-энд, господа! Самый хеппиэндный хеппи-энд! Она дарит ей цветы и целует руки, ерошит волосы и варит кофе по утрам. Она у ног ее. Она привязана к ней. Невидимой, но прочной нитью. От сердца к сердцу. И когда раздается удар на одном конце нити, на другом – болезненный спазм. Ибо не бьются сердца их в такт. Тук-тук...
Читать дальше