User - i cf85044c3a33e6c4

— Кажется, остальное в порядке, — вместо ответа сообщает он. — Включим ее, даже если

не заработает, хуже уже не будет.

Плита стоит посреди кухни, а мы — рядом. И когда зажигается огонек, я не смогу сдержать

счастливый смех. Нет, не возможно, а да, да и еще раз да. Работает!

— Кофе? — счастливо спрашиваю я, но вовсе не из благодарности. Просто. Я. Не хочу.

Его. Отпускать.

— Конечно, — милостиво соглашается Картер. Он сегодня вообще на редкость покладист.

Стола у меня нет, но есть крышка плиты. На ней стоят чашки из лучшего сервиза. Кофе

черный, без молока, потому что его у меня нет, но с сахаром — этого добра в избытке…

— Мой первый кофе, приготовленный в новом доме, — гордо объявляю я, глядя как Шон

уплетает конфеты. Жаль, что мне больше нечем его угостить…

— И это все, что ты купила на гонорар с проекта? — спрашивает он, оглядываясь.

— Не забывай про медицинские расходы и то, что я иностранка. Мои болезни стоят дорого.

Да и, вообще-то, я не хотела ничего другого. Эти стены мои, — оглядываюсь я. — В них мне

комфортно. — Я улыбкой осматриваю свою будущую кухню. Уже знаю, что и как здесь будет.

Я знаю, что это будет лучшим местом во всей моей квартире.

Но когда смотрю на Шона снова, радости на его лице не наблюдаю. Такое впечатление,

будто он… злится? И тут я понимаю, что на часах уже пять, и он может уйти, а я не хочу, чтобы

это случилось.

— Шон… — начинаю я, набравшись мужества.

— Мне нужно идти, — решительно произносит он, и у меня отвисает челюсть. Не глядя на

меня, Картер напяливает рубашку, раскатывает рукава… Думаю, славно, что у меня нет в руках

колющих и режущих предметов. Когда я выхожу в прихожую, меня аж трясет от обиды.

Отпираю дверь и широко ее распахиваю.

— Спокойной ночи. Спасибо за помощь, — в любой ситуации сохраняй лицо — так мне

мама говорила. В некотором плане она очень мудрая! Но я ее советам, видно, следовать не в

состоянии!

— Спокойной ночи, Джоанна.

И… уходит. Это что вообще было?! Я смотрю на закрытую дверь. Не понимаю. Сегодня

Шон был со мной, в моей квартире, но он буквально отказался со мной переспать! А ведь я

хотела, несмотря на операцию, Ребекку Йол и отнюдь не радужное прошлое. Черт, я была

согласна даже вернуться. Ну, может, не жить, но… встречаться. С таким Шоном, каким он,

казалось, стал. С Шоном, который подарил мне кольцо, проект, закрыл дверь аудитории… и

даже… даже повесил люстру и подключил плиту! Но все так радужно!

Как я уже говорила, ожидания оправдываются далеко не всегда. Иногда от них становится

очень грустно. И квартира, только-только освещенная, потеплевшая, вдруг становится пустой и

тусклой. Ухожу в ванную и встаю под горячий душ. Он смоет с меня соль и разочарование. Но

этого не происходит — едва струи воды касаются моей кожи, я начинаю заливаться горючими

слезами. Неужели он помог мне только потому что его раздражает мое присутствие в офисе

Бабочек? Рыдания душат. Я запрокидываю голову. И… не становится легче, ведь сегодня

воплотился в жизнь мой самый страшный кошмар. Его зовут Ребеккой Йол.

Если вы думаете, что утро принесло мне облегчение, то глубоко заблуждаетесь. Мое лицо

опухло от слез, и приходится что-то с этим делать. А еще закончился кофе. Разумеется, чтобы

вернуть себе хотя мы частичку утраченного самолюбия, я одеваюсь в элегантный костюм и

туфли на самом высоком каблуке, который у меня имеется. Однако, когда спускаюсь на

парковку, обнаруживаю, что колесо спущено. То есть в своем элегантном костюме я лезу за

компрессором. Разумеется, под ногтями становится черно от грязи. Это так обидно, что хоть

снова плачь!

И автосервисы забиты под завязку. Один, второй, третий. Не могу же я на пробитой

покрышке кататься по всему Сиднею в поисках местечка, где трава зеленее? Останавливаюсь

около четвертой по счету мастерской. Захожу в помещение, а там… едва есть где стоять, не

говоря уже о сидячих местах. И когда я вижу, сколько здесь смеющихся, бегающих и плачущих

детей, меня охватывает паника. Кажется, тут сплошные мамаши с чадами, которых некуда

девать. Все, что я могу в такой ситуации: не разрыдаться в голос. Кажется, против меня

ополчилось все на свете!

— Меня трогать только в том случае, если вы хотите собственной смерти, — кричу я,

влетая на кафедру. — Это не день, а катастрофа!

Туфли летят в сторону, и я встаю босыми ногами на пол. Линолеум вовсе не холодный, но