User - i cf85044c3a33e6c4

исчезло. И я, разумеется, не отказываюсь, потому что не продлить такое ощущение под

безобидным предлогом — преступление.

— Только нужно заехать за кофе. Кажется, плиту замкнуло, — я не смогла ее включить…

Думаю, нам нужен кофе. Вот.

— Боже мой, Конелл, заткнись!

Сидя в машине, я буквально сгораю от нетерпения. Предвкушение. Неизвестность. Сладкая

и порочная. Может быть, в отношениях этот момент и есть самый приятный? Иллюзия

всевозможности и вседозволенности, которая, как правило, не окупается и оставляет горькое

чувство утраты… но априори заставляет наши сердца биться часто, как никогда, дрожать от

восторга. Моя нога дважды соскальзывает с педали газа, потому что он едет за мной. Потому

что этот слепящий огонь в зеркалах из-за его фар. И меня оглушает собственный шум крови.

Стоя на светофоре, я пропускаю момент, когда загорается зеленый, потому что пялюсь в

зеркало заднего вида и улыбаюсь, как дурочка.

Припарковавшись, мы оба выходим из машин и направляемся к выходу. Неподалеку есть

круглосуточная забегаловка. Кофе там, мягко говоря, не очень, но ехать далеко никому не

хочется. Когда мы стоим около прилавка, дожидаясь заказа, рука Шона на мгновение, словно

невзначай, касается моей поясницы.

— Ты сделала пластику? — спрашивает он внезапно.

— Да.

— Ты до смешного одержима своей внешностью. Это не вернет тебе здоровье.

— Но превращаться в чудовище Франкенштейна тоже не хочется.

Несколько секунд он смотрит на меня, и морщинка меж его бровей становится все глубже и

глубже.

— Мне нравились твои шрамы. Они были моими, — мрачно заключает он.

— Твое извращенное мировосприятие для меня не новость, — парирую я, отчего-то

вспоминая помятый капот мазды. Разумеется, это не одно и то же, но я не удивлена, что Картер

ухитрился найти в этих двух вещах нечто родственное.

И вот, со стаканчиками кофе, в уютнейшем на свете молчании мы заходим в мою квартиру.

Три комнатки, уютная кухня и большая ванная. Думаю, мне этого хватит до конца жизни.

Кстати, домик Шона тоже не дворец. Стоп! Это вообще некстати!

— Располагайся, — бросаю я и скрываюсь ванной, чтобы переодеться.

А когда выхожу, посреди гостиной стоит стремянка, а у Шона в руках моя люстра.

— Садись на верхнюю ступеньку. Будешь светить фонариком.

— А мы не упадем, вдвоем-то? — подозрительно спрашиваю я.

— Если у тебя найдется еще одна стремянка или хотя бы высокий табурет, охотно

рассмотрю варианты.

Но у меня ни того, ни другого. Послушно взбираюсь наверх и поворачиваюсь к Шону

лицом. Он тоже поднимается по ступеням. И… черт, мне приходится раздвинуть колени, чтобы

хоть как-то сохранить баланс. Это слишком интимно. И ведь, вроде, не подстроено, но

создается ощущение, что цель всего мероприятия — поиграть друг с другом. Кто первый

сорвется? Ну а что? Мы ночью наедине в квартире, где есть только кровать. И если бы хоть

один из нас был против логического продолжения вечера, он бы просто не допустил такой

ситуации.

Из ниши в навесном потолке Шон выковыривает отверткой (оставшейся мне, заметьте, от

Брюса) провода. А я смотрю на его рубашку, натянувшуюся на груди, и хочется расстегнуть

каждую пуговицу. Если бы не стремянка, я не знаю, что бы было. Она не очень устойчивая, не

могу поверить, что мы на нее дружно влезли из одного лишь упрямства. Что-то я отвлеклась,

надо срочно продолжить представлять Картера без рубашки. Честное слово, лучше бы ее не

было и гадать не пришлось, а то я скоро совсем свихнусь. Стараюсь дышать не слишком часто,

потому что в тишине ночи каждый вдох подобен раскату грома. Но двадцать сантиметров.

Между нами не больше двадцати сантиметров. Если я чуть-чуть подамся вперед… мы дружно

рухнем со стремянки оба.

Интересно, как часто Картер вешает одиноким девицам люстры по ночам? Надо заметить,

выходит у него просто изумительно! Невольно вспоминаю о Ребекке Йол, и меня охватывает

почти непреодолимое желание ударить, укусить или поцарапать Шона. Оставить на нем свои

шрамы… Эти мысли так пугают, что когда я слышу голос Картера, подскакиваю на месте, и

стремянка опасно вздрагивает вместе со мной.

— Джоанна, повыше фонарь можешь?

— Конечно.

Он собирается подсоединять провода, а мой взгляд упирается в пуговицу его рубашки

снова. Ту самую, после которой их расстегивать считается неприличным. Его кожа очень