Брюс Кэмерон: Путешествие хорошего пса

закричала.

Некоторые люди не умеют ценить присутствие собаки рядом. Мне грустно думать, что такие

люди вообще есть. И Глория именно такая – наверное, поэтому она никогда не была

счастливой.

Фрэн и Сиджей подружились и часто обедали вместе во дворе. Я лежал у них в ногах

и следил за падающими крошками. Падающие крошки – это моя специализация.

– У меня к тебе вопрос, – сказала Сиджей Фрэн за одним из таких обедов, – только

подумай, пожалуйста, перед тем, как ответить.

– Вот именно так сказал мой муж перед тем, как сделать мне предложение, – ответила

Фрэн, и они обе рассмеялись.

Услышав смех Сиджей, я завилял хвостом. Я ивдел, что внутри у нее много острой боли; об этом говорило то, как она вздрагивала и ахала, когда двигалась, или то, как она делала

длинный и громкий выдох, осторожно куда-нибудь присаживаясь. Но каждый раз, когда она

смеялась, казалось, что боль отступала.

– Ну, у меня немного другое предложение, – сказала Сиджей. – Я бы с удовольствием

осталась работать здесь, в хосписе. Я могу быть консультантом. Я вижу, как тяжело вам с Пэтси

и Моной справляться с делами, и я хочу быть волонтером. Мне не нужны деньги.

– А что будет с твоей практикой?

– Я уже давно начала постепенно закрывать ее, сейчас я только изредка даю консультации.

По правде говоря, мне все труднее и труднее налаживать контакт с подростками, а может, наоборот, неприятие исходит с их стороны. Для них я столетняя старушка.

– Обычно мы не поощряем волонтерство члена семьи пациента, пока не пройдет год после

его смерти.

– Я знаю, ты говорила. Поэтому и прошу тебя подумать, надеюсь, для меня можно сделать

исключение. Я очень хорошо себе представляю, каково оно – лежать в постели и чувствовать

себя ужасно, я это практикую три раза в неделю. И конечно, мои переживания с Глорией

принесли мне глубокое понимание того, что чувствуют члены семьи.

– Как твоя мать?

– Она… Ей недолго осталось.

– Ты хорошая дочь, Сиджей.

– Да уж, учитывая обстоятельства. Не уверена, что Глория с тобой согласится. Так что ты

думаешь?

– Я обязательно поговорю об этом с директором и сестрами. Решение принимать им, мы здесь простые работники.

Спустя неделю после этого разговора я сидел у ног Сиджей в комнате Глории

и почувствовал, как ее дыхание становится все легче и легче. И хотя потом она делала пару

глубоких вдохов, с каждым циклом ее дыхание ослабевало, и выдохи были тише и тише.

Она уходила.

Я запрыгнул на стул и посмотрел на ее лицо. Глаза Глории были закрыты, а рот приоткрыт, руки лежали на груди. Я обернулся на Сиджей, которая тоже спала. Я знал, что ей нужно

проснуться, и звонко гавкнул. Звук показался очень громким в этой тихой комнате.

Моя девочка резко проснулась.

– Что случилось, Тоби? – Она встала и подошла ко мне. Я поднял нос и облизал ее пальцы.

– О, – произнесла она, а потом сжала руку Глории в своей. Я видел, как слезы катились

у нее по щекам, и чувствовал ее печальную боль. Несколько минут мы стояли так, не двигаясь.

– Прощай, мама, – наконец сказала она. – Я люблю тебя.

Когда Глория сделала свой последний вздох и отошла в мир иной, Сиджей вернулась

в кресло. Я прыгнул к ней на колени и свернулся, а она обняла меня и стала тихонько

покачивать. Я делал для нее все, что мог, был с ней рядом, когда она горевала.

В конце того дня мы с Фрэн и Сиджей подошли к входной двери.

– Увидимся на службе, – сказала ей Фрэн, и они обнялись. – Ты уверена, что нормально

доедешь домой одна?

– Я в порядке. По правде говоря, я чувствую облегчение, что все кончилось.

– Понимаю.

Сиджей склонила голову, и я завилял хвостом. Она опустилась на колени, слегка

поморщившись, и подтянула меня к себе.

– Тоби, ты такой замечательный пес. Всех утешаешь, помогаешь пережить конец…

Ты просто чудо, собака-ангел.

Я завилял хвостом, услышав «собака-ангел», это вроде как «хорошая собака», еще одно

слово, которое означало, что я хороший и меня любят.

– Спасибо тебе большое, Тоби. Будь хорошим псом. Я люблю тебя.

Сиджей встала, улыбнулась Фрэн и вышла в ночь.

На следующий день Сиджей не вернулась, на следующий тоже. Прошло еще несколько

дней, и я перестал подбегать к входным дверям, когда они со вздохом распахивались –

наверное, сейчас я не нужен моей девочке.

Такие вот дела. Я бы лучше пошел за ней, где бы она ни была, но моя работа здесь, я должен