Брюс Кэмерон - Путешествие хорошего пса

узнаем, тем легче нам будет удовлетворить ваши потребности, – объяснила Фрэн.

– Хорошо, конечно. Вообще-то я жила с трансплантатом – двадцать два года это всего, с учетом перерыва. Я получила кадаверную почку, когда мне было тридцать. И она прослужила

мне более двух десятков лет. А потом перестала справляться. Эту патологию называют

хроническим отторжением. Я возобновила гемодиализ семнадцать лет тому назад.

– А почему вы не сделали еще одну трансплантацию?

Сиджей вздохнула.

– Органов очень мало. И я не могла забрать себе еще одну почку, когда в очереди столько

людей, которые заслуживают этого гораздо больше.

– Которые заслуживают этого гораздо больше, чем вы?

– Я уничтожила свои почки попыткой самоубийства, когда мне было двадцать пять. А ведь

некоторые дети рождаются с пороками, их вины в этом нет. Одну почку я уже получила

и не собиралась использовать вторую.

– Понятно.

Сиджей рассмеялась.

– Ваш тон воскресил в моей памяти пятьдесят часов психоанализа. Поверьте мне, я все

продумала.

Я навалился на ногу Сиджей, надеясь, что она поможет мне достать мячик.

– Тогда спасибо, что согласились обсудить, – сказала Фрэн. – Это полезная информация.

– Наверное, моя мать уже и вам рассказала… она всегда с восторгом рассказывает, что я

выпила антифриз. Три года она провела в доме престарелых и убедила там всех, что я

дьявольское отродье.

Я зевнул от беспокойства. Неужели мячик нужен только мне?

– Что случилось? Почему вы замолчали? – спросила Фрэн чуть погодя.

– Просто подумала, что, может, вам она и не расскажет. Она становится все более и более

безразличной и практически перестала есть. Думаю, какая-то часть меня не может свыкнуться

с идеей, что это действительно конец.

– Тяжело, – кивнула Фрэн, – терять кого-то, кто играл важную роль в твоей жизни.

– Я не предполагала, что действительно так тяжело, – тихо сказала Сиджей.

– Вы теряли кого-то из близких раньше?

– О да.

Я сел и стал наблюдать за моей девочкой, совершенно забыв про мячик. Она достала

кусочек мягкой бумаги и приложила к глазам.

– Мой муж, Трент, умер прошлой осенью.

Воцарилась тишина. Моя девочка опустила руку, и я стал ее лизать.

– Так я познакомилась с хосписом. Трент ушел спокойно, окруженный людьми, которые его

любили.

Наступила еще одна долгая печальная пауза. Мне было приятно слышать имя Трента, но его

запаха на Сиджей не было. Я вспомнил тот день, когда я, будучи Максом, осознал, что запаха

Рокки на Тренте больше нет. Я знал, почему исчезает запах.

Хорошо быть снова с Сиджей, но я загрустил от того, что больше не увижу Трента.

– Болезнь Глории воскресила ваши воспоминания о смерти мужа? – ласково спросила

Фрэн.

– Нет. Сейчас все по-другому. Более того, я постоянно вспоминаю его. Трент был другом, к которому я всегда могла обратиться, который никогда не просил ничего для себя. Полагаю, что долгое время я моделировала свое понимание любви, исходя из взаимоотношений

с матерью. И когда, наконец, мне удалось избавиться от этого понимания, Трент еще был

рядом и ждал меня, и мы с ним прожили замечательную жизнь. Прошли вместе все, хотя наша

жизнь была не из легких: моя трансплантация, иммунодепрессанты, диализ… Он всегда был

моей каменной стеной. Я до сих пор не могу поверить, что его нет.

– Похоже, он был удивительным человеком, – сказала Фрэн. – Я бы с удовольствием с ним

познакомилась.

С того дня моя девочка стала часто навещать Глорию, а я встречал ее у входа и проводил

рядом весь день, пока она не уходила. Иногда Сиджей доставала из кармана угощения

и давала их мне, не прося делать за это трюки.

– Ты такой хороший пес, – шептала она.

Эдди тоже говорил мне, что я хороший пес, и всегда подтверждал свои слова угощениями!

– Знаешь, собаки – это ангелы, которых Бог послал на землю помогать людям. Поэтому ты

и здесь, помогаешь монашкам делать работу Бога. Так что кусочек жареного мяса – самое

меньшее, что я могу тебе дать, – говорил Эдди.

Не знаю, что он говорит, но его угощения лучшие в мире!

Я понял, что точно так же, как когда-то я присматривал за малышкой Клэрити для Итана, теперь моя задача присматривать за Глорией для Сиджей. Я проводил много времени

в комнате Глории, даже когда Сиджей там не было. Но я не пытался запрыгнуть на ее кровать, потому что, когда однажды я это сделал, ее глаза наполнились ужасом, и она на меня