с такими вещами как интеллект & красота - & из нее исчез весь драматизм.
Крайне интересное заявление. Во-первых, говоря, что он не ждал "устной информации",
Лавкрафт намекает (возможно, сам того не сознавая) на то, что мать определенно не стала
бы ему рассказать про "факты жизни" - по крайней мере, не в восемь лет, а, возможно, и
никогда. Возможно, даже его дед не стал бы этого делать. Заметим, что в таком возрасте
Лавкрафт уже настолько остро улавливал "чудные недомолвки & запинки в речи
взрослых", чтобы почувствовать, что от него что-то скрывают. Мы увидим, что, как
минимум, до восьми лет, а, возможно, и позднее, он был одиноким ребенком, проводившим
большую часть времени со взрослыми. А, поскольку он уже много читал (и читал тексты,
редко даваемые маленьким детям), он мог рано осознать и странные недомолвки в
некоторых книгах. Что же до заявления, что знание убило в нем интерес к сексу: именно
это впечатление Лавкрафт равным образом производил на друзей, корреспондентов и
даже на супругу. У него, похоже, не было никаких романтических увлечений в старших
классах и вообще до до 1918 г. (и даже оно, как мы увидим, сомнительно). Соне Грин
понадобилось три года, чтобы убедить Лавкрафта на ней жениться; инициатива исходила
от нее. Было много спекуляций на тему сексуальной жизни Лавкрафта, но я не считаю, что
для их подкрепления достаточно фактов - помимо свидетельств самого Лавкрафта и его
жены.
В любом случае первоначальное увлечение Лавкрафта химией и физиологией привело к
интересу к географии, геологии, астрономии, антропологии, психологии и иным наукам,
которые он станет изучать всю жизнь. Он так и останется любителем во всех отраслях
знания, пускай его увлеченность многими из них - особенно астрономией - была чрезмерна
для литератора. Но они заложат крепкий фундамент для его мировоззрения и обеспечат
научную подоплеку для его самых мощных произведений.
По словам Лавкрафта латынь он начал учить около 1898 г. Вот что он пишет: "Мой дед
еще раньше [т.е. до поступления в школу] преподал мне немало из латыни", - намек, что он
начал изучать ее самостоятельно еще до поступления в школу на Слейтер-авеню осенью
1898 г. Для мальчика, столь увлеченного античностью, было естественно взяться за
латынь, хотя заняться ею так рано - и, видимо, одолеть за несколько лет без чьей-то
систематической помощи - было необычно даже по тем временам, когда знать латыни
было обычнее, чем теперь.
Собрание латинских текстов Лавкрафта - почти все явно были позаимствованы из
библиотеки деда - полностью соотвествовало увлечению. В нем имелось большинство
основных поэтов (Гораций, Ювенал, Лукреций, Марциал, Овидий, Персий, Вергилий) и
прозаиков (Цезарь, Цицерон [избранные речи], Ливий [избранное], Непот, Саллюстий),
пускай зачастую и в виде упрощенных школьных текстов с подстрочным переводом -
техника, на которую современные сторонники классического образования взирают с
ужасом. Разумеется, имелся и широкий ассортимент переводов, включая ставшие
классикой: Вергилий Драйдена, Тацит Мерфи, Гораций Френсиса и тому подобное. У
Лавкрафта также была солидная коллекция справочной литературы по античной
литературе, истории и древностям.
Мы обнаружим, что поэзия Вергилия, Горация и Ювенала произвела глубокое
впечатление на Лавкрафта, а эпикурейская философия, воплощенная в Лукреции, оказала
основное влияние на его формирующееся мышление. Примечательным случаем античного
влияния на ранние работы Лавкрафта стало произведение, озаглавленное "Метаморфозы
Овидия".
Эта 116-строчная работа - буквальный пятистопный стихотворный перевод первых 88
строк "Метаморфоз" Овидия. Дата его сочинения, к сожалению, спорна. В списке работ,
приложенном к "Поэме об Улиссе" (1897) она помечена как "Готовится к публикации"; в
приложении к Poemata Minora, том II (1902) почему-то указана в списке "Прозаические
работы Г.Ф. Лавкрафта". Однако в обоих каталогах она оценена в 25 центов, почему я
пришел к выводу, что в каталог 1902 г. просто просто вкралась ошибка. Судя по
совпадению почерка в рукописи с другими ранними работами Лавкрафта, я склонен
датировать эту работу 1900-1902 г.
Первое, что замечаешь в этом переводе, - его явное и сильное отличие от перевода
Драйдена (переводчика первой книги "Метаморфоз" для "Овидия Гарта"). Вот латынь:
In nova fert animus mutates dicere formas
Читать дальше