Juan Román - 0840088001426705588 .. - .

Смесь чуда и ужаса, с которыми маленький Говард воспринимает Провиденс,

напоминает мне о письме 1920 г., в котором он пытается описать основы своего

характера:

...Мою натуру следует описать как тройственную: мои интересы включают

три параллельные и разобщенные группы - (а) Любовь к странному и

фантастичному. (б) Любовь к отвлеченной истине и научной логике. (в)

Любовь к древнему и неизменному. Всевозможные сочетания этих трех

струнок, видимо, в ответе за мои чудные вкусы и экстравагантность.

В высшей степени удачное описание; мы увидим, что все три черты проявятся в

первые восемь-девять лет его жизни. Однако акцент стоит сделать на идее "сочетаний" -

или, скорее, на то, как третья черта (которая, если верить воспоминаниям Лавкрафта,

развилась раньше всего) прямо и косвенно влияет на первую.

В частности, в удивительно раннем возрасте в его сознании возникла идея времени -

времени, как "некого сугубого личного врага", - которое он всегда стремился

уничтожить, обмануть или ниспровергнуть. По словам Лавкрафта впервые острое

осознание времени пришло к нему:

…когда я увидел газеты, несущие жирно выделенную строку ЧЕТВЕРГ, 1

ЯНВАРЯ, 1895. 1895!! Для меня цифра 1984 олицетворяла вечность - вечность

настоящего , отличного от таких вещей как 1066 или 1492 или 1642 или 1776 -

& идея лично пережить эту вечность поразила меня до мозга костей... Я

никогда не забуду чувство, что вызвала во мне идея движения сквозь время

(если вперед, почему бы и не назад?), которое подарила мне газетная дата '95.

В последующие годы Лавкрафт часто мечтал о возвращении в прошлое, и многие его

рассказы осуществляют это желание, забрасывая рассказчиков не только в

восемнадцатое столетие, но и в доисторический мир, на сотни миллионов лет назад.

"Темная, безоконная чердачная комната" в доме 454 по Энджелл-стрит стала

подлинными вратами к поразительно раннему интеллектуальному развитию, которое

охватывало не только антикварные древности, но и фантастику, беллетристику и науку.

Лавкрафт неоднократно повторял, что начал читать в четырехлетнем возрасте, и одной

и первых его книг, по-видимому, стали сказки братьев Гримм. Мы не знаем, каким

изданием "Сказок" он владел (вернее, его семья); несомненно, то была некая

сокращенная версия, подходящая для самых маленьких. Не знаем мы и того, что именно

Лавкрафт извлек из братьев Гримм; в одном письме он замечает, что волшебные сказки

"воистину были моим характерным рационом, & я по большей части жил в

средневековом мире фантазий".

На следующий год, в возрасте пяти лет Лавкрафт открыл для себя книгу, ставшую

основополагающей для его эстетического развития: " Тысяча и одну ночь ". Сложный

вопрос, какое именно издание Лавкрафт читал. Экземпляр, найденный в его библиотеке,

- The Arabian Nights Entertainments под редакцией Эндрю Лэнга (Лондон: Longmans, Green,

1898), - был подарен ему матерью. Сейчас ясно, что Лавкрафт не мог читать этоиздание

- которое, по словам Лэнга, он перевел (и, скорее всего, подверг цензуре) с французского

варианта Галлана, - в пять лет. В то время существовало немало конкурирующих

изданий "Тысяча и одной ночи", и не последним из них, разумеется, был ключевой

перевод сэра Ричарда Бертона в 16 томах (1885-86 гг.). Его Лавкрафт, определенно, тоже

не читал, поскольку этот перевод без купюр обнаруживает, - как немногие переводы до

того, - насколько на деле непристойны "Арабские ночи". Мое предположение: Лавкрафт

читал перевод Эдварда Уильяма Лэйна, который часто перепечатывали в конце

девятнадцатого века.

Но это не суть важно; гораздо существенней воздействие этой книги на Лавкрафта:

...сколько же воображаемых арабов породили "Арабские ночи"! Уж мне ли не

знать, ведь с пяти лет я был одним из них! Тогда я еще не наткнулся на греко-

римские мифы, но нашел в "Арабских ночах" Лэнга врата к блистающим

видениям свободы и чудес. Тогда-то я и придумал себе имя Абдул Альхазред, и

заставлял мать водить меня по всем лавкам ориентальных безделушек и

устроить в моей комнате арабский уголок.

По крайней мере, два утверждения здесь неверны. Во-первых, как уже отмечалось,

Лавкрафт в то время не мог читать "Тысяча и одну ночи" Лэнга . Во-вторых, проблема с

имени Абдул Альхазред. Другое письмо проливает на нее свет: