Unknown - 750c76f11b82488fab6d954fe331a3ae

- Духовность не может быть вонючей. Excuse me.

Байкал - единственное здоровое место. Только местные дубофилы типа тебя не знают, что со всем этим делать. С этим сиянием. А продать не удается.

- Достало все, - соглашается Майк . - А место работы тебе надо сменить. Или вообще убираться из этой страны. Все твои корефаны давно там. Один ты…

- Везде одно и то же.

Скрытое раздражение пробегает по его бровям. Он произносит певуче:

- Ты, кстати, читал “Черты и резы” Глоедова? Ясен перец, не читал. Вот это - круто! Это - литература!

Клиповый монтаж, бешеная ротация! Глоедов, между прочим, всего-навсего Бодинетом пользуется. У него даже твоего браслета нет, а тему просек. Тираж - двадцать миллионов! А цена знаешь какая? Пять баксов за штуку. Прикинь, сколько он бабок поимел.

- Меня все больше настораживают твои геронтофильские ассоциации…

- Да ладно. Принесу тебе экземпляр. Денег у тебя один черт нету. Будешь подыхать, звони. Подброшу мелочи на аптеку.

- Премного благодарен. Set lost.

Он усмехается. Огонь в глазах. Комсомольский активист. Светлое баксовое завтра. Know how. Don’t

ask me. Но еще не все произнесено.

- Крутиться надо… Жопой шевелить, - тоскливо продолжает Майк. - Не подходит этот журнал - искать другой, третий, в Москву ехать. Пробивать, интересоваться. Ты ленивый стал какой-то. Живешь как растение. Точно мать про тебя говорит: стелешься. Это книжки, товар, он продается. Если писатель - так пиши, чтоб покупали. А не эти твои фуги. Ни фига не понятно. Не жрешь и мечтаешь. Вот и на завтрак у тебя - роман.

Я смотрю на его собранные под плащом слаборазвитые крылья. Похоже, наш родовой 3D-basis вырождается. Он даже не умеет летать. На сей раз Отец оставил нашей матери слишком много ее генетического 2D-материала.

Потому она так любит Майка.

- Послушай, Майк, я не сомневаюсь, что ты пробьешь свой валютный коридор. Получишь чековую книжку и счет в базельском банке. Женишься на богатой суке.

Что дальше? Понимаю: тебе не хочется думать об этом

- но что дальше? Молодость пройдет, захочется настоящих чувств, настоящей крови. Но ты останешься лохом, как сейчас, и это навсегда. Что тебе останется? Завести еще больше ублюдков, бесхребетных крыс, которые будут лизать тебе жопу, покупать еще больше денег, новые вещи, машины, дома, районы, города, континенты, планету, стать господом всех вселенных - что тогда? Или ты думаешь, что нормальная баба будет любить тебя за твои деньги? Или за тебя, или за деньги - но никогда иначе. Ты выбираешь фальшивый мир. Нет смысла тебя переубеждать. Просто хочу, чтоб ты был готов заранее.

Майк вновь усмехается сладкой улыбкой. Глаза как дно фарфорового блюдца. Солнце изливается в окне как одинокий глаз нашего Родителя. Его рука зачерпывает воздух, густо пропитанный звуками; мы повисаем в яме тишины. Меня начинает мутить. Лицо Майка покрывается змеиными пятнами. Щелкает электрический чайник. Вдруг все меняется. Он напрягает шею и открывает рот, рожая первый, самый трудный приступ артикуляции.

- Ты думаешь, у меня все ништяк?.. Я тоже с тоски дурею… И ты остаешься. Как все. Мой старший брат, а кругом - никакого просвета! Богу все равно, он все рассчитал. Его это устраивает! Я верю в завтра,

Олег. Да, я верю, потому что завтра отменили. Надо гнобиться здесь, жрать всех, кого надо, а особливо кто не сопротивляется. Говорят: эта страна добрая, христианская. Херня! Мы любим только падаль. Если кто-то приходит, типа Сталина, и начинает нас иметь, все счастливы, потому что кровь закипает от ужаса.

Наступает смерть, при жизни, и не надо ни о чем беспокоиться. Катарсис! И ты тоже остаешься.

Гнобиться за гроши. Кланяться этим проституткам с чековыми книжками. Ублажать их потомство. Жрать это паскудство тарелками, и ждать, когда тебя положат на погосте и насрут на могилу. А я думаю только - купить билет и рвануть отсюда. К жизни. Или быть здесь повыше все этого… Да, это раньше смерть тебе обеспечивала билет в почтенное общество, хотя бы смерть. Сейчас - хрен-то там!! Они так разогнались, эти бизоны, что им даже смерть похрену. Ничего нет, ни верха ни низа. Ничего! только истерика: стебаться надо всем, что изменить не можешь. Не от силы, а от пустоты. Мы рабы изначально. Я думал, хоть ты сможешь уйти. А ты такой каменный урод, что сидишь тут и философствуешь.

Он закуривает. Длинные пальцы космета: дрожат. Он не сказал ничего нового. Мы из одной кунсткамеры. Страна обильно нас питает спиртом и формалином, тем, что наполняет наши вены. В сущности, мы вечны.