- говорит. - Оставь его в покое. Забудь. Телек не смотри, прессу не читай, по Сети особо не шарься, и он сам пройдет. Только не болтай, а то клинтов распугаешь.
Блин… Я себя таким легким почуял. Что-то похожее бывало в детстве, но вышибло потом… И вот, значит, сел я в машину, вернулся домой, а когда переступил порог, то легкости уже не было. Короче, стало мне еще хреновее… Как будто теплым вечером ты идешь по улице, здороваешься с Пушкиным, Белинским,
Гоголем, а вокруг все цветет, и слегка туман, за которым, наверное, цветут акации. Слышны трели соловья; где-то вдали играет оркестр; из парка возвращаются барышни с мамашами, с кружевными зонтиками, в белых платьях, с лохматыми собачками на поводке, и знакомые приподнимают шляпу, здороваясь с тобой. Дальше ты заходишь домой. Закрываешь дверь, пьешь чай с лимоном и думаешь о тех, кого увидел.
О всех сложностях этого прекрасного, загадочного мира.
Проходит время. Однажды утром ты одеваешь шляпу, берешь трость и выходишь на улицу. Но сделав пару шагов, застываешь в изумлении. Кругом зима и телогрейки, отороченные норкой. Соловьев сожрали.
Вместо Пушкиных-Белинских - бляди ржут, вихляют жопами голубые, усмехаются бизи, урки сидят на корточках и авторитетно базарят обо всем этом. И как только ты появился на улице, тебя сразу определяют в одну из этих категорий, числом четыре, потому как другие им не ведомы. Нету других на зоне. И тут до тебя начинает доходить, что ты просто вышел из своего клозета в общественный, а все одно - клозет, а то, что было раньше, вовсе не было, а только привиделось тебе на толчке, и это все вокруг - тоже, наверное, тебе снится, только сон какой-то блядский. Знаешь, как у Фрейда: мол, что видел днем и не осмыслил, то осмыслишь ночью. Вот поэтому жизнь - сон. Вся вселенная - сон. А тут - вообще непонятное что-то.
Я к чему это все повел? Нельзя быть русским поэтом, русским писателем. Принимать все близко к сердцу.
Свободно абстрагировать. Плыть не зная броду. Слова принимать в широком значении, и так далее. Если рваться выше - то не оглядываться. Все! Отрезанный ломоть. А чтобы оставаться здесь и быть цельным, придется хреноту лабать, как я сейчас лабаю. Знаешь, я после того случая сломался. Когда пришел домой, и все началось по новой. Напился на фиг, и решил: да и хер с ним, смастрячу-ка десяток бестселлеров в этой четырехугольной парадигме, чмырнусь, и заработаю денег, чтоб не дергали, и уйду от всего этого, постигать Свет. Но ведь у нас это невозможно.
Впрягся - и гундец. Как ты еще не попал? Радуйся…
Ты свободен. А меня - берут…
Слышь, Олег, я тут подумал… Может, мне рискнуть, а?.. Написать что-нибудь не глядя, от себя?
Выбросить эти шлаки, не консервировать их в баночке с красивой этикеткой?.. Духовность, недуховность…
Какая хуйня… Но на это же целые годы уйдут, на эту выемку. Вся жизнь. И если писать только об этом, то голодуха обеспечена и репутации - пердык, но это же единственное, что нужно… Интронизация трудом своим. Не лицедейство, а что-то настоящее. Но ведь это сплошное страдание… Может, потерпеть немного, а? Как думаешь?
Слышь, а может, страна живая? Не зомби? Может, она просто откинулась?.. И оттого такой взлет гормональной духовности? Горбачев амнистию объявил, а народ привык тусоваться в камере, четыре угла - и писец. И чего мы тогда ждем от нее, мы, которые никогда по сути не жили в ней, ворлд пипл?..
А то, что жизнь - это страдание, и никаких у нее перспектив нету, кроме болезней и старости, - это же главное, Олег, но если бы мы жили где-то в другом месте, может, мы никогда бы и не поняли этого? Что жизнь вокруг этого самого эго суть говно полное? а? Во лоханулись бы, е мое… Но что дальше-то?
Уходить? А как? Литературы много - учителя нет. А подвиг Дарика повторять…
Толик закрыл глаза и провел минуту в молчании. Затем свесил руки, закинул голову и зашептал:
- Господи, Господи, это мы, это мы, Господи…
Прости нас… Мы исправимся, Господи, не надо нас уничтожать… Ведь мы не всегда были такие скоты, мы вот только поживем на воле, ну пускай даже на поселении, а потом ведь поймем, что свободны… И никто коситься на нас не будет, и Европа эта, и другая зона, Америка, вот мы только поживем на чистом воздухе - и станем лучше, и выйдем за ворота…
Господи, ведь как выйти на волю, мы еще не знаем, думаем, чудо это, или придурь, или слабость, но это пройдет… Это пройдет…
Одно и то же снится третий год. Сижу в тонущей подлодке, тьма, дышать нечем, лампочка тусклая мигает, а я стучу молотом в корпус и ору: “Берег,
Читать дальше