Unknown - 750c76f11b82488fab6d954fe331a3ae

Дороже ценятся те шлюхи, что трахаются мозгом и душой, а я продавал лишь пару рук и несколько часов, не занятых осмыслением позорного шоу, охватившего мир. Я продавал свое отчаяние, с которым мечтал расстаться бесплатно.

В те дни я, возможно, написал не лучшие свои строки, но процесс письма доставлял неизъяснимое удовольствие, словно сентябрьский воздух, такой свободный, такой золотой. Как-то на работе я написал письмо Эдику в Париж, куда тот эмигрировал от такой жизни, и в красках изложил все прелести моего нынешнего бытия. К сожалению, кафе вскоре сожгли конкуренты, ибо все в нем было слишком хорошо для

Закутска. После трех месяцев упорного сопротивления я все же решился вновь пойти в редакцию журнала и начать с нуля, как 10 проклятых лет назад. Утешало лишь одно. В день приема на работу я получил письмо, в котором Эдик благодарил меня за совет и рассказывал, как здорово он устроился в одной из забегаловок неподалеку от монпарнасского кладбища. Я возмечтал о просторе и стремительно соскальзывал в тоску.

Давайте сразу договоримся: возможно, я необъективен.

Я стараюсь избегать примеров бодрых душ по одной причине: в России наших дней бодрость часто несет на себе печать глубокого упадка, извращенности ума и деградации. Чем больше возможностей к просветлению, тем меньше просветленных. Вспоминается Коля, старый журналист. Ему 52 и выглядит он на 72, как положено каждому честному журналисту. Вместе мы трудились в одной биолого-почвенной газете, где все получали одинаково, по 50 долларов в месяц. Пил Коля немного, что в общем редкость для журналиста. У него была цель помимо работы. Он просто отбивал положенные строки в газете, не опускаясь до соучастия в обустройстве

России или идейно-деловой возне. Коля изъяснялся исключительно в сослагательном наклонении. Он жил в нем. Насколько я понимаю, эта манера не связана с уклончивостью его характера. Напротив, она происходит из глубокого знания жизни - обстоятельства, которое он пытался скрыть в разговоре. Такова особенность его изящного стиля, разрушительно действующего на людей с южным складом ума. Он действует как удав, или как шахматист, если есть особая разница в тактике удава и шахматиста. Он захватывает все возможные варианты ваших вопросов и выворачивает их наизнанку. Его неспешная речь пронизана опасным родом понимания, когда твою мысль подхватывают еще в утробе мозга и вытряхивают на свет во всей ее первозданной наготе и глупости.

Будь он гэбистом или вором, то наверняка достиг бы огромного авторитета, но ему плевать на авторитет. Он мог бы стать бодхисатвой, ачарьей, гуру; в его тени можно было скрываться от света Луны, как под деревом джамбу; иллюзорная природа мыслей нигде не ощущается так просто, нигде не чувствуешь себя таким дураком, и нигде это так не очищает, как в беседах с Колей. Но все летит мимо. В его приемах есть что-то бессмысленно-заводное, как у игрушечных крокодилов.

Порой он бывал так участлив со мной, что весь разговор я проводил в ощущении: сейчас он начнет вербовать в стукачи, или гоп-стоп-команду, или в гейклубное членство. Позже стало ясно, что причина в другом. Просто он так устал и так взвинчен, что не может молчать, но от разговоров ему становится хуже.

Он обманывает себя, играя роль, натягивая на ад кромешный тонкий светоч идеала - недостижимого идеала сопереживания, почерпнутого, быть может, из фильмов советской эпохи. Как-то раз он спросил меня в своей манере, насколько я люблю жизнь.

- Пожалуй, что ненамного, - ответил я.

- Не надо бы опасаться худшего, - поразмыслив, ответил Коля и добавил: - Хотя… Не в стране дело, наверное.

- А в чем? В Боге?

- Если б он был, то лучше б его не было, - сказал

Коля. - К чему мне этот надсмотр, когда и без того сплошная зона? Можно, допустим, volare cadente, но падать можно только до определенной черты, дальше Он не допустит. К примеру, ты умрешь, или рехнешься, а это равнозначно, по-моему. В любом разе ты попадаешь в Его руки. И это что - свобода? Бог - универсальный ограничитель воли. Он хочет, чтобы ты двигался только в одном направлении, а если ты не согласен, тогда получи гранату… И ведь все равно пойдешь куда укажут. Куда денешься с подводной лодки, а, волхователь?

Я не нашелся, что ему ответить. Коля безумен.

Естественно, я не уверен, что со мной самим все ОК.

Абсолютное присустствие, мир возможностей, которых я даже не касаюсь - это все, что можно сказать, чтобы другие поняли меня, не заставив мою мысль вкалывать в борделе представлений.