Елена Кисель - Аид. Любимец судьбы

ногами, нет, это просто шепот вокруг, недовольный, это я, не дождавшись приглашения, шагнул к чаше жребия, кото-

рую Стикс уже успела наполнить ледяной черной водой из

своей речки. В такую воду сунь руку – и не почувствуешь,

какой из камней держишь, на это и расчет.

Но для меня вода была прозрачной. Вот они лежат

на дне – три жребия. Посверкивает искорками-молниями

гранит. Морские отзвуки в прозрачной гальке – отзвуки

вчерашней ночи и шепота Левки. Тебе ведь нравится море,

особенно ночное…

Вспыхивающий багряной тьмой осколок лавы, слов-

но напитанный изнутри чьими-то страданиями.

Жребий.

Вечность – щитом Тартара.

Чтобы – поздно, а не рано.

Двое братьев замерли, вытянули шеи и сверлят подо-

зрительными взглядами.

Они не удержат.

Зевс увлечется очередной нимфой – и забудет, что

там вообще есть Тартар, даже если не забудет – Гера после

закатит такой скандал, что бездна разверзнется… Младший

вспыхивает, как молния, он не удержит.

Посейдон – тот еще… жеребец. Непостоянен, как

вода – не удержит…

Там нужен – щит. Скала. Чтобы стиснуть зубы – и ни

на шаг.

Вечность.

Ананка, единственная обманщица здесь – ты. Кто

знает, что попалось бы мне, если бы я тянул вслепую, но

ты заставила меня сделать это своей волей. Умно. Никто не

виноват.

448

Просто – они не удержат, а я…

Я окунул не правую руку – левую, ту, что с мет-

кой от серпа. Холод вод Стикса, казалось, отсек ладонь

напрочь – но зато и печь перестало, просто нет руки. Я

увильнул от вопрошающих взглядов остальных богов,

подозрительного – Деметры, пристального – Афины,

яростного – Зевса, который словно хотел сказать, что

знает, кто обманщик, знает…

Да. Поздравьте меня, я обвел вас вокруг пальца. Я

решил сам.

Я стиснул в кулаке свой проклятый жребий и рванул

руку назад, боясь передумать.

Молча разжал ладонь – только сейчас понял, что у

меня так ничего и не отразилось на лице. Во взгляде –

не знаю, он у меня выразительный. Лицо же и так и так

хранит вечную мину недовольства, тут я могу быть горд:

не выдал себя.

Поднял ладонь повыше – сгусток блестящей, отполи-

рованной тьмы на опаленной коже. Черное на черном. Отец,

у меня для тебя новость. Тебе не удастся так просто от меня

отделаться.

Не поздно, не рано – вечность. Я удержу.

Злорадный хохот в Тартаре стих, сменившись тяже-

лым стоном, вздохом…

Облегченным вздохом. Да не в Тартаре, а здесь.

Единый такой, дружный. Громче всех – от братьев и Геры,

но и остальные не отстали, выпуская воздух из легких.

Как они, оказывается, боялись, что я выну что-нибудь

другое.– Владыка Аид, – в глазах у Стикс было не прочесть, о чем она думает, но вот странно – она вздохнула вместе с

остальными, облегченно, хотя сама ведь – из подземного

царства… Неужели знала? – Властитель подземного мира,

мира мертвых!

449

И слегка склонила голову, как бы ставя точку – отны-

не и навеки.

Я вернулся на свое место, видя, как присутствующие бук-

вально вытекают из своих тронов от блаженного облегчения.

Равнодушно пронаблюдал, как тянут жребий бра-

тья – лицо Зевса чуть разгладилось, когда Посейдон вынул

морское царство. Посейдон на секунду было нахмурился,

рассматривая кварц на своей ладони, но тут же просветлел.

Владычество над всеми – это еще и хлопоты, щурились его

глаза. Мне-то море, нереиды, тайны, волны… А тебе, млад-

ший братец – ни с чем не сравнимая заноза.

Младший без всякого торжества подкинул на ладони

свой жребий – землю и небо, и власть над всем, заключен-

ную в одиноком камушке. Теперь он лучился спокойной

уверенностью в том, что иначе быть не могло.

Могло, Громовержец. Впрочем, тебе этого не узнать.

Вновь склоняет голову Стикс – отныне и навеки.

– Так и должно быть!

Ликующая Гера первой поднялась с трона, чтобы

поздравить мужа. Потом начали подходить дети, Гермес

рванул сообщать волю Ананки всем, кто собрался в кори-

дорах и у дворца – плотной толпой; объявилась откуда-то

с потрясенным видом та самая Тиха – богиня случая. Еще

долго не могла понять, что происходит.

Поздравляли Владыку-Зевса и Владыку-Посейдона.

На поздравления третьему Владыке язык не поворачивался:

вот уж у кого невезение. Впрочем, зашептались музы, с его

характером… этот только под землей и уживется. Угадала

Ананка, надо же…