Елена Кисель - Аид. Любимец судьбы

Потому что отец засмеялся смехом безумца.

414

Он не верил, что подобная козявка может его свер-

гнуть. Даже если у козявки есть дети, и они сейчас бьются

с армией титанов. Даже если козявка привлекла на свою

сторону циклопов и Гекатонхейров.

Одного он не учел, мой мудрый папаша: у этой козяв-

ки еще и братики есть.

Он не стал призывать свой серп – зачем, когда перед

ним всего лишь юнец с глупым трезубцем в руках? От его

ударов можно отмахнуться ладонью или скалой, повелеть

времени замедлиться для юнца – и тогда можно будет легко

его прихлопнуть, отправить во мрак Тартара или прогло-

тить – что покажется лучше…

– Уран! Твое предсказание никогда не сбудется! – заро-

котал он с торжеством, ему было невдомек, что Ананка уже

стала за плечами и, наверное, смеется своим смехом, напоми-

нающим молнии: да-а, да-а, никогда… уж тебе бы, Повелителю

Времени знать, что «никогда» бывает очень редко.

От трупного тлена и пыли воздух в палатке казался

зеленоватым – наверное, так пахнет время. Исполинское

ложе Повелителя Времени было устлано волчьими шкура-

ми, вокруг валялись кубки, лежала набедренная повязка,

небрежно отброшенный наруч с затейливой резьбой, явно

трофейный…

А с низкого деревянного алтаря, устланного белой тка-

нью, приветственно улыбалась яростная, пахнущая смертью

полоса адамантия – смерть, которой не нужны ножны.

Здравствуй, старый знакомец. Сто лет не виделись.

Невидимость его не обманывала: серп щерился

единственным клыком, оставшимся в черном рту старика,

выедал глаза могуществом: хоть сейчас готов лишать Урана

плодородной силы. Или Кронидов – голов. Или кого угодно

– чего угодно.

Невидимые пальцы нависли над стертой рукоятью:

это я к тебе, твой противник…

415

Серп Крона, плод ненависти Геи, чистая смерть, ска-

лился в глаза насмешливее своего хозяина – Повелителя

Времени. Противник? Да какой противник? И что ты со

мной сделаешь, мокрица?

Пальцы упали вниз – брошенным жребием.

Сомкнулись: невидимые, но сильные. Я держал Серп Крона,

будто это был обычный меч, он и весил не больше обыч-

ного меча. И Крон, увлекшийся попыткой прихлопнуть

Посейдона, не заметил пропажи. Серп мог разить временем,

мог подчиняться воле хозяина, но не был с ним единым це-

лым, не рождался с ним, как меч Таната…

Покинуть палатку, нырнуть обратно в горячечный

воздух, было тоже проще простого.

«Только бы он не успел его позвать», – выстукивали

молоты в голове. Я перелетал через камни, вилял между

пещер, опаленных кустов, обогнул несколько подыхающих

солдат Кроновой армии, я остерегался переноситься в дру-

гое место, потому что «другое место» могло оказаться перед

разящей холодом ужаса Стикс или между схватившимися

не на шутку Эгеоном и Прометеем…

Или перед Аресом, а он в запале боя не особенно раз-

личает чужих и своих.

Валун в десять обхватов просвистел мимо, едва

не улучшив форму моего черепа. Подземная тварь ша-

рахнулась, торопливо пряча клыки: ужас шлема проник

под змеиную броню. Громыхнуло позади: это отец устал

забавляться с наглым сынишкой и ударил вполсилы, зем-

ля дрогнула и вздыбилась подо мной, и блеснул смешок

Ананки…

Нет, это была молния Зевса, которого Крон, занятый

бахвальством среднего брата, не заметил.

Она ударила, разорвав красный полумрак битвы, –

лучшее произведение Циклопов, и земля заколебалась вто-

рично, теперь от гневного рева.

416

Он наконец услышал ту, которая стояла у него за пле-

чами. Он узнал сына, который швырнул молнию.

Он испугался.

Он потянул к себе свое оружие, чтобы разить им.

И верный серп, непобедимый серп, меч времени – по-

слушно устремился к своему хозяину, закипая радостью битвы.

Но чья-то рука упала на рукоять, стиснула ее и прида-

вила к земле, и земля дрогнула – словно на нее легли не меч

и рука, а дерзость этого поступка и, заскрежетало древнее

лезвие: «Кто?!»

Кто посмел? Кто нашелся? Кто держит?

…я?!

Серп Крона, сказал отец, не дано удержать никому,

кроме того, для кого он был выплавлен Геей-Матерью. Его

можно украсть, можно унести, но удержать…

Миг растянулся в бесконечность ослепительной

боли. Вместо молотов зарокотали в ушах вулканы: сва-

литься, закрыть уши руками – нельзя! Ты, червяк, который

смеешь удерживать меня – ярче молнии пламенем в глаза, нужно зажмурить их, нет, закрыть глаза руками, – нельзя!