Джон Ирвинг - Дорога тайн

Любовники, меньше всего похожие на таковых, постояли на морском берегу; дул бриз. Хуан Диего и Дороти были не в Вигане и не в каком-либо другом городе, но огни, которые они могли видеть, означали Виган, и еще были освещены стоявшие на якоре у берега два или три грузовых судна, и иногда ветер доносил оттуда звуки радио.

– Тут есть небольшой бассейн – детский. Думаю, так бы ты его назвал, – говорила Дороти. – Поберегись, чтобы не упасть в него ночью – он не подсвечен, – предупредила она.

Кондиционера не было, но Дороти сказала, что ночи достаточно прохладные и в нем нет нужды, – в их же номере работал потолочный вентилятор. Вентилятор издавал тикающий звук, но, учитывая кукареканье боевых петухов и лай собак, кого волнует тикающий вентилятор? Это «Убежище» вы бы не назвали курортом.

– Местный пляж рядом с рыбацкой деревушкой и начальной школой, но детские голоса слышны только издалека. Дети на расстоянии – это нормально, – говорила Дороти, когда они ложились спать. – Собаки в рыбацкой деревушке охраняют пляж, но тебе ничего не грозит, если ходить по мокрому песку, – заверила его Дороти.

Кто останавливается в «Эль-Эскондрихо»? – размышлял Хуан Диего. «Убежище» навевало мысли о беглецах или революционерах, а не о туристах. Но Хуан Диего уже засыпал; он пребывал в полусне, когда сотовый телефон Дороти (в режиме вибрации) зажужжал на ночном столике.

– Какой сюрприз, мама, – услышал он в темноте саркастический голос Дороти. Последовала долгая пауза, в течение которой кричали петухи и лаяли собаки, затем Дороти пару раз произнесла «угу», еще раз или два – «о’кей», после чего Хуан Диего услышал: – Ты шутишь, верно? – И за этими знакомыми ему «дороти-измами» последовала фраза, которой не-очень-то-послушная-дочка закончила разговор: – Ты не захочешь слышать, о чем я мечтаю, поверь мне, мама, – сказала Дороти.

Хуан Диего лежал без сна в темноте, размышляя об этих матери и дочери; он вспоминал, как встретил их, – и думал о том, насколько зависимым от них стал.

– Спи, дорогой, – услышал Хуан Диего голос Дороти; именно так произнесла бы Мириам слово «дорогой». И рука молодой женщины безошибочно нашла его пенис, который без стеснения сжала.

Хуан Диего попытался сказать «о’кей», но это слово так и не прозвучало. Сон одолел его, как по команде Дороти.

«Когда я умру, не сжигайте меня. Просто проделайте со мной ваш обычный фокус-покус», – сказала Лупе, глядя прямо на отца Альфонсо и отца Октавио. Вот то, что Хуан Диего слышал во сне, – голос Лупе, инструктирующий их.

Хуан Диего не слышал, как кукарекают петухи и лают собаки; он не слышал, как на тростниковой крыше уличного душа дерутся или совокупляются две кошки (или занимаются тем и другим). Хуан Диего не слышал, как Дороти встала ночью, но не для того, чтобы пописать, а чтобы открыть дверь в душ, где она включила свет.

– Брысь отсюда, пока не сдохли! – крикнула Дороти на кошек.

Они перестали визжать. Гораздо тише она заговорила с призраком, который стоял под душем на открытом воздухе, как бы под водными струями, которых не было, – и как бы голым, хотя он был одет.

– Извини, я не тебя имела в виду. Я говорила этим кошкам, – сказала Дороти, но молодой призрак исчез.

Хуан Диего не слышал извинений Дороти перед быстро исчезнувшим военнопленным – тот был один из наведывающихся сюда призраков. Изможденный юноша с землистым лицом, в серой тюремной робе, был одним из пленников северовьетнамцев, которого пытали. И по его загнанному виду, по виноватому выражению лица – как позже объясняла Хуану Диего Дороти – она предположила, что он был одним из тех, кто сломался под пытками. Может, этот молодой военнопленный капитулировал под страхом пыток. Возможно, он подписал какие-то признания в том, чего никогда не делал. Некоторые из молодых американцев выступали по северовьетнамскому радио с коммунистической пропагандой.

Дороти всегда пыталась объяснить призрачным гостям в «Эль-Эскондрихо», что они ни в чем не виноваты, что им не за что себя корить, но призраки исчезали прежде, чем можно было что-либо им сказать.

– Я просто хочу, чтобы они знали: они прощены за все, что сделали или что были вынуждены сделать, – так Дороти объяснила Хуану Диего, что к чему. – Но эти юные призраки приходят, когда хотят. Они не слушают нас – они не вступают с нами в контакт. Абсолютно.

Дороти также рассказала Хуану Диего, что пленные американцы, погибшие в Северном Вьетнаме, не всегда появлялись в серых тюремных робах; некоторые из молодых были в военной форме.