Джон Ирвинг - Дорога тайн

Как можно догадаться, мнения о том, сделал Ривера что-нибудь или нет, уже были высказаны.

– El jefe сказал, что предмет, над которым он работал, нельзя было плоско положить и его трудно было держать за основание, – хозяин свалки сказал, что на самом деле у этого предмета нет основания, – уточнила Лупе. – Похоже на нос, – сказала она.

«Что-то вроде дверной ручки – или задвижки на двери или на окне. Что-то в этом роде», – говорил el jefe (что-то вроде носа, подумал Хуан Диего).

«Дело мудреное», – называла Лупе то, над чем работал хозяин свалки. Но если Лупе и знала, что Ривера сделал новый нос для Марии-монстра, она никогда не сказала бы об этом. Лупе и Хуан Диего имели достаточный опыт общения с el jefe , чтобы знать: у него всегда есть свои секреты.

От Синко-Сеньорес в центр Оахаки дети свалки с братом Пепе и сеньором Эдуардо ехали на «фольксвагене» в час пик и добрались до храма иезуитов уже после мессы. Некоторые из почитателей нового носа все еще ошивались вокруг, глазея на темноликую Марию-монстра. Очищая статую, Ривера сумел удалить некоторые пятна, возникшие из-за химического состава пепла, которым была атакована Дева Мария. (Похоже, одежда гигантской Девы не потемнела, – по крайней мере, она потемнела не так заметно, как лик.)

Ривера присутствовал и на мессе, но отдельно от зевак; хозяин свалки тихо молился сам по себе, стоя коленями на подставке, в некотором отдалении от первых рядов скамей. Невозмутимый нрав el jefe был непреодолимым барьером для инсинуаций двух старых священников.

Что касается нового смуглого лика Девы Марии, Ривера говорил только о краске и скипидаре – или о «каком-то растворителе для краски» и о «составе для тонирования дерева». Естественно, хозяин свалки также упомянул о возможном резком воздействии на статую бензина, его любимого средства для разжигания огня.

А что касается нового носа, то Ривера утверждал, что, когда он закончил уборку, у статуи все еще не было носа. (Пепе сказал, что не заметил нового носа, когда запирал дверь на ночь.)

Лупе улыбалась смуглой Марии-монстру – гигантская Дева Мария определенно выглядела более местной. Новый нос Лупе тоже понравился.

– Он менее совершенный, более человеческий, – сказала она.

Отец Альфонсо и отец Октавио, не привыкшие видеть улыбку Лупе, попросили Хуана Диего перевести ее слова.

– Он похож на нос боксера, – сказал отец Альфонсо в ответ на оценку Лупе.

– Да, на сломанный, – сказал отец Октавио, глядя на Лупе. (Без сомнения, он считал, что Деве Марии не подходит менее совершенный, более человеческий нос.)

Два старых священника попросили доктора Варгаса прийти и высказать свое научное мнение. Не то чтобы они любили науку (или верили в нее), по мнению брата Пепе, но Варгас был не из тех, кто всуе употребляет слово milagro ; Варгас вообще не склонен был употреблять слово «чудо», а отцу Альфонсо и отцу Октавио очень бы хотелось, чтобы в появлении нового носа Марии-монстра и ее смуглого лика чуда было как можно меньше. (Два старых священника, вероятно, знали, что идут на риск, спрашивая мнение Варгаса.)

Убеждения Эдварда Боншоу были недавно поколеблены, его обеты, не говоря уже о его решимости «не уступать ветрам», были нарушены; у него были свои причины смотреть сквозь пальцы на изменения в облике Девы Марии, которая не стала от этого менее значимой.

Что касается брата Пепе, то он всегда был сторонником перемен – а еще терпимости, всегдашней терпимости. Общение с Хуаном Диего и айовцем значительно улучшило английский язык Пепе. Но, вдохновленный образом смуглой Девы с другим носом, Пепе заявил, что преобразившаяся Мария-монстр представляет собой «благословенную смесь».

Пепе, должно быть, не понимал, что слово «смесь» можно трактовать как положительно, так и отрицательно, а отец Альфонсо и отец Октавио не могли уразуметь, как похожая на туземку Дева Мария (с носом бойца) может быть хоть в чем-то «благословенной».

– Я думаю, вы имеете в виду «неоднородную смесь», Пепе, – услужливо подсказал сеньор Эдуардо, но и это не было положительно воспринято двумя старыми священниками.

Отец Альфонсо и отец Октавио не желали думать о Деве Марии как о «смеси».

– Эта Мария такая, какая есть, – сказала Лупе. – Она уже сделала больше, чем я ожидала. По крайней мере, она что-то сделала, разве не так? – спросила Лупе у двух старых священников. – Какая разница, откуда у нее нос? Почему ее нос должен быть чудом? Или почему бы ему не быть чудом? Почему вам все нужно истолковать? – спросила она двух старых священников. – Кто-нибудь знает, как выглядела настоящая Дева Мария? Разве нам известно, какого цвета лик настоящей Девы или какой у нее нос? – спрашивала Лупе; она была в ударе. Хуан Диего переводил каждое ее слово.