Ахто Леви - Улыбка Фортуны

Она была, как собачонка, которой дали пинок ногой и отшвырнули в кусты. Получив пинок, собачонка на всех зла. Всех боится и кусает. А люди, не понимают, почему это, и все ее бьют: «А, ты злюка, ну и получай за это...» А почему злюка — никому до этого дела не было, пока...

Маня снова была поймана в чужом кармане и через некоторое время опять предстала перед старым своим знакомым — следователем, неоднократно оформлявшим ее на отбывку. И произошло самое удивительное в ее жизни. Следователь, выслушав ее очередное, предельно откровенное признание, заявил:

— Надоело мне тебя сажать. Сдохнешь ведь в тюрьме... Иди, попробуй, может все-таки сумеешь жить иначе.

И отпустил ее.

С тех пор не могла она больше красть, руки непослушными стали.

Но ее попытки начать нормальную жизнь потерпели неудачу в основном из-за ее невыдержанности и, конечно же, из-за татуировок, которые ей по-прежнему не позволяли жить в общежитиях. Отныне она превратилась из Маньки-Крапивы в Маньку-Пиявку...

Весна

Настала весна. Совсем растаял снег. На улицах высохли лужи. Весна в этой стороне — самая красивая пора, особенно когда зацветают сады. Дом Серого, как и зимой, опять окружала тихая сказка — белая и зеленая. Радовались люди, радовались птицы, и Серый радовался. Тепло, всем приятно. Правда, когда дожди — плохо: сразу образовывается грязь непроходимая, глинистое месиво.

Самое трудное в жизни двух людей — мужчины и женщины — отыскаться.

Это была чистая случайность, что Серый зашел в эту аптеку. Он мог вполне не заходить. Мог зайти в аптеку на соседней улице. Но зайдя, он разом потерял способность соображать: за прилавком в ручном отделе стояла Ехидна, та самая, из автобуса. Рука его невольно поднялась к тому месту, где когда-то был факел. И Ехидна спросила, не нужна ли ему мазь.

Вроде бы ясное дело — повернись и уходи. Но не уходилось. Стоял он на месте и пялил на нее глаза. А Ехидне забавно.

— Может,— спросила,—от заикания что-нибудь подкинуть?

Вот только теперь дошло, что надо уходить.

И ушел. Но ушел с таким чувством, будто неожиданно сделал важное открытие, способное перевернуть мир. И пожалуй, он действительно сделал открытие, которое перевернуло весь его мир: он открыл эту аптеку.

Теперь Серый постоянно ходил мимо аптеки, причем было совершенно неясно (как всегда в подобных случаях), как он на эту улицу попал. Как-то решился и зашел. Было много народа. За прилавком стояли две женщины, одна из которых — она. Была она легкая и внимательная, порхала за прилавком, успевала сразу ко всем покупателям. А покупатели...

Он ей улыбнулся, она ему тоже, а что ему нужно — не спросила.

«Чего бы такого спросить, чего нет?» — размышлял он и спросил преднизолон. Она сказала: «Нету». И попросила зайти завтра. А завтра сунула ему тюбик преднизолона.

— Заплатите в кассу три шестьдесят.

Протянул ей чек и билет в кино, на обороте которого было указано место встречи в скверике.

Он всегда относился с неуважением к чудакам — их у нас полно, —которые целуются прямо на улице, на остановках городского транспорта, нежничают на виду у всех. Но когда они с Кирой стали искать возможность уединиться, он убедился, что чудаки на улицах нежничают не случайно. В парке, если и были скамейки, они стояли на самом открытом месте и непременно под фонарем, а чтобы их перетащить на более удобное место, надо быть трактором...

Жила Кира в однокомнатной квартире пятиэтажного дома, в так называемом микрорайоне, далеко от центра — у черта на куличках, и конечно же, на самом верхнем, пятом этаже. Лифта и мусоропровода в таких домах нет. А это плохо. Особенно из-за мусора, который надо выносить в ведре и высыпать в бачки, находившиеся в невысоком квадратном сооружении, специально для этого созданном. Подобное сооружение стоит перед каждым домом и «благоухает», привлекая к себе бродячих собак и кошек, дающих по ночам концерты во славу строителей.

Серый перебрался к Кире после того, как его надоумил тот самый кот, которого когда-то он подобрал котенком. Выросший в приличного кота, он всячески подчеркивал свое расположение к Серому, таскал ему задушенных мышей, не понимая, почему Серый от них высокомерно отворачивал нос, ведь сам он к котлетам Серого относился с полным признанием. Мурчик нередко провожал Серого в его вечерних прогулках. Обычно он следовал за ним до границы садов, а затем отправлялся по своим делам; бывало, он тут же Серого и встречал.

Однажды, проводив Киру в два часа ночи, когда уже не ходят автобусы, Серый топал домой в приподнятом настроении. Вдруг из какой-то подворотни вынырнуло серое пушистое существо, в котором он узнал Мурчика. Подняв хвост и покрутив кончик, Мурчик сказал: «М-р-р».