Ахто Леви - Улыбка Фортуны

На его языке это означало «здравствуй». Серый ответил. Заговорили и пошли вместе. Из деликатности Серый не стал расспрашивать, где это Мурчик шатается так поздно. Наверное, и он только что расстался с кем-то.

Одинаковая ситуация создавала атмосферу доверия, и Серый рассказал о Кире. Кот слушал внимательно, и так они шли квартал за кварталом, изредка Мурчик, извиняясь, отлучался в кусты проверить какой-нибудь шорох, но тут же возвращался и требовал: «М-р-р, А дальше?» Когда Серый все выложил, Мурчик ему сказал:

— М-р-р. Дурака валяешь. Ведь ты же не кошка, чтобы по ночам, не спать... Или вам на двоих места нигде нету?

И на следующий день, проводив Киру, Серый спросил:

— Когда ты меня снова хочешь видеть?

Она ответила:

— Всегда...

И он остался.

Семейные заботы. Самурай

В воскресенье разыскал его Рыжий и попросил денег.

— Хочу купить Лариске лошадь,— заявил он,— но башлей нету.

— Какая лошадь? Зачем ей лошадь? — не понял Серый.

— Игрушечная вроде,— сказал Рыжий.— Она ее во сне хлебом кор

мила с ладошки, понял?

Серый мало что понял, да и денег у него было не густо, к тому же он решил, что Рыжий на пропой канючит. С пьянчужками он опыт имел: когда надо выклянчить монету, такие жалостные сочиняют поэмы — слезу прошибет. Не только лошадь — мамонта выдумают.

— Что же делать,— горевал Рыжий. — Ну ладно, пошли пробежимся.

Был он необычно тихий и как будто даже стеснительный. Серый спросил о Евгении.

— Не здоровкаемся, — сказал Рыжий.

Шли они вроде бесцельно, а оказались на базаре.

— Рублевка у меня есть, — рассуждал Рыжий, — куплю ей цветов, что ли...

Рыжий и цветы... Рыжий и... лошадь! Здесь было чему удивляться.

— Я тебе про кошатников хочу сказать, — сообщил Рыжий и заговорил о том, как в колониях воры держали кошек, откармливая их мясом из собственного супа, когда оно там попадалось. Спали кошки у них чуть ли не в постели. И ревниво следили кошатники, чтобы никто другой не погладил, не накормил и, упаси боже, не обидел их кошек.

Терпеть не мог Рыжий этих мяукающих тварей. Чтобы понять кошатников, он как-то взял котенка. Но тот в первую же ночь нагадил ему в ботинок, и Рыжий котенка выбросил и возненавидел всех кошек на свете. При товарищах он их гладил — «кис-кис», когда же кошатников поблизости не было, гонялся за ними с метлой, и бедные кошки, не знакомые с коварством человека, спасались визжа.

— Я вот так понимаю этих кошатников: они к ним, к кошкам, нежность, что ли, чувствовали, жалость вроде. Понял. Человеку надо почувствовать к кому-нибудь жалость. Как думаешь?

А Серый пытался понять, какая его муха укусила?

Пришли на базар. Розы здесь обычно были, но в это время года только у спекулянтов. Походили, наткнулись на торговца розами. Вокруг него баб — не пробьешься. Поинтересовались — полтинник штука. Рыжий выудил свой рубль, грустно на него посмотрел и обратно сунул в карман. Однако начал выбирать, как и остальные покупатели. Брал одну, другую, еще и еще, уже с десяток набрал, ехидно ухмыляясь. Спекулянта покупательницы закрутили, завертели, но все же он зорко следил, чтобы не надули его. Рыжий сунул рубль.

— Вон-он, еще те две давай, — и показал на две самые красивые.

Спекулянт подал розы и захлопал глазами от удивления.

— Ты мне заплатил? — спросил у Рыжего.

— Ты что, забыл! — рявкнул Рыжий.

— Ты не платил... — начал было соображать спекулянт.

Но Рыжий взревел:

— В морду хочешь? Милицию сейчас позову! Я тебе платил! Понял?

Как же, захочет он в морду...

Пошли они с рынка и хохотали. Однако рубля Рыжему было жалко. Отойдя от базара, он продал встречной женщине четыре розы и выручил два рубля. Завернув остальные в газету, они пошли к Барабану обмывать покупку.

Вошли в павильон, взяли пива, устроились в углу, и здесь Серый узнал, что Лариска хочет ребенка.

— Очень она на них засматривалась,— говорил Рыжий, — Увидит ребеночка в коляске где-нибудь, тут же разговаривать с ним начинает. А эти... пискуны, противные такие, с ней играются, как с собственной матерью, понял?

Если отсеять все лишнее, из рассказа Рыжего получалась примерно такая картина.

Лариса жила надеждами. Была у нее маленькая квартира на втором этаже кирпичного дома, в ней ее вещи, ее сказки и плюшевый медведь. По ночам она испытывала страх, боясь, не понимая чего. Она не любила тишины: когда тихо, особенно страшно. Придя из школы, включала телевизор или приемник, чтобы было шумно. Она не любила темноты — когда горит свет, уютно.