Чайковская: Unknown

– Я узнаю у начальства. Стойте, пожалуйста, за вот этой чертой!

И, подхватив карточку, администратор куда-то удалился. Паском взглянул на

часы. Так-так, пожалуй, схватки у нее, у будущей матери нового воплощения

Ала, уже начались…

Вся беда в том, что таков закон Природы: «взошедший» учитель ответственен за

каждого из тринадцати своих последователей. Те, в свою очередь, в ответе за

каждого из своих будущих учеников. И так – до бесконечности. Как смена дня и

ночи, как чередование времен года, как перерождение Солнечных Эр. Учитель и

ученики – единое целое. Это больше, чем привязанность, взаимозависимость, дружба, любовь. Это данность. Это судьба. На Оритане и на Ариноре с древних

времен говорили: «Человек волен в выборе всего, кроме своего «куарт», учеников и родителей».

И все-таки этот ученик был Паскому чуть ближе, чуть любимее тех двенадцати, которым удалось «взойти» еще четыреста лет назад, накануне катаклизма.

Возможно, любимее оттого, что он сильнее похож на самого Паскома, нежели

те, другие. Точно так же, как и Паском, прежде чем прийти к своему выбору, к

Учителю, он был чересчур противоречив, его швыряло и бросало в жизнях, словно песчинку в урагане. Путь этого ученика и поныне извилист, неопределенен…

Кулаптр никогда не раздумывал над велением своих сердца и духа. Он давно

жил в единении с собой. И каждый раз в течение этих четырехсот с лишним лет, глядя в личики вновь пришедших, он надеялся: «Ну, быть может, теперь? Быть

может, в этот раз?» И – ничего…

Учитель и ученики – единое целое. Но когда нет единства в самом ученике, о

чем тут можно говорить?..

– Вы можете пройти, – прервал его раздумья вернувшийся администратор и был

неприятно изумлен спокойствием южанина, который, по его расчетам, должен

был все это время грызть костяшки на кулаках и метать громы и молнии с

обещаниями жалоб во все инстанции. – Добро пожаловать в Аринору!

– Благодарю вас, – улыбнулся кулаптр. – Вы сегодня отлично выглядите, господин… – Он прочел его имя на значке, прикрепленном к отвороту камзола.

– Господин Аррау-Турель. Да будет «куарт» ваш един!

Тому ничего не оставалось, как вежливо поклониться. Доброе слово и

северянину приятно.

Паском ехал в большой просторной машине, в точности такой же, какие

перевозили пассажиров на Оритане, смотрел в окно на сумрачные поля, покоящиеся под белоснежными крыльями зимы, и думал о неотвратимости

войны. А она будет. Причем – уже на веку этого воплощения ученика. Что

означает дополнительные препятствия на их Пути. Если бы можно было пройти

чужую дорогу самому – со своими знаниями, со своими умениями! Ирония в

том, что «туда» уже не вернешься. Пока ты чего-то хочешь, пока ты горишь и

алчешь, ты не получишь этого. Когда же ты готов принять то, к чему так

стремился, твоя душа совершенно спокойна. Ты не чувствуешь восторга. Ты

получаешь должное – и не более того. А посему – как заменить горящего и

алчущего, который еще не готов? Ему даже и помогать нельзя… Лишь

направлять, отслеживая событийную путаницу, выверяя возможные дороги и

подталкивая к нужной тропинке – не рукой, не волею своей, но его, ученика, собственной энергией.

– Господа, с прибытием в столицу нашей страны! Просьба не забывать ваши

вещи! И да продлятся дни нашего правителя!

Сонные пассажиры ответили нестройным хором и стали покидать салон, зябко

сжимаясь на ледяном ветру.

«Куарт» был уже рядом. Он звал Паскома, как звал всегда. И не было теснее той

связи. Не выбирают «куарт», учеников и родителей…

Крупными хлопьями валил снег, усиливался ветер. Ночью будет вьюга…

Аст-Гару и в теплое время года не был самым красивым городом Земли. Нет, Паском оценивал его вовсе не с патриотическим чувством превосходства. Он

давно уже видел этот мир совсем иначе. Но так получилось, что столица

Оритана, Эйсетти, была красивее всех нынешних городов. В том числе –

столицы Северной Ариноры…

Под покровом снега шары зданий Аст-Гару почти исчезали из вида. Все окна, как и положено, были закрыты шорами, постройки подсвечивались только

снаружи. Не захватывало дух при виде всего этого, хотя местная архитектура

почти не отличалась от архитектуры ори. Наверное, виной тому – равнинный

ландшафт этой части острова. Увы, но ландшафт играет решающую роль. От

вида раскинувшегося на горах Эйсетти голова кружится даже у самого