Лебон Г. - Психология толп

ся ему расположенным не в пользу обвиняемого, и старался угадать, что восстанавливает их против него. Это самая

трудная часть работы, так как ведь могут существовать множество причин, порождающих желание осудить человека

помимо всякого чувства справедливости».

В этих нескольких строках резюмируется весь механизм ораторского искусства, и нам становится ясно, почему речи, приготовленные заранее, всегда так плохо действуют. Надо менять выражения ежеминутно, постоянно обращая внима-

ние на производимое впечатление.

Оратору нет нужды привлекать на свою сторону всех присяжных — он должен привлечь только вожаков, которые

дают направление общему мнению. Как во всякой толпе, так и тут, существует лишь небольшое число индивидов, кото-

рые ведут за собой других. «Я убедился на опыте, — говорит адвокат, которого я цитирую, — что в момент произнесе-

ния приговора достаточно бывает одного или двух энергичных людей, чтобы увлечь за собой остальных присяжных».

Этих-то двух-трех вожаков и надо постараться убедить адвокату при помощи искусных внушений. Прежде всего надо

постараться им понравиться. Если вы сумели понравиться индивиду в толпе, то он уже готов проникнуться всяким ва-

шим убеждением и находит превосходными все ваши доводы, каковы бы они ни были. Привожу следующий анекдот, заимствованный мной из одной интересной книги о Лашо:

«Известно, что во время своих защитительных речей, произносимых в суде, Лашо постоянно не теряет из виду двух

или трех лиц из присяжных, казавшихся ему влиятельными, но несговорчивыми. Обыкновенно ему удавалось смягчить

этих упрямцев, но однажды в провинции он наткнулся на такого, на которого не действовала никакая аргументация, несмотря на то, что Лашо расточал ее перед ним в течение целых трех четвертей часа. Это был первый из сидевших на

второй скамье, седьмой по счету присяжный. Было отчего прийти в отчаяние! Вдруг, в самый разгар своих страстных

убеждений, Лашо останавливается и, обращаясь к председателю суда, говорит: «Господин председатель, не можете ли вы

приказать спустить занавес там, напротив: господин седьмой присяжный совсем ослеплен солнцем». Седьмой присяж-

ный, покраснев, улыбнулся и поблагодарил. С этой минуты он уже был привлечен на сторону защиты».

Многие писатели, и даже из очень выдающихся, в последнее время стали сильно нападать на учреждение присяжных, служащее, однако, для нас единственной защитой против заблуждений и ошибок (притом весьма частых) такой касты, которая не подлежит никакому контролю. Некоторые из этих писателей желали бы, чтобы присяжные выбирались лишь

из образованных классов. Но мы доказали уже, что решения присяжных и при подобных условиях останутся те же, как

теперь, при нынешнем составе присяжных. Другие же, основываясь на ошибках в приговорах присяжных, желали бы

совершенно отменить этих последних и заменить их судьями. Однако те ошибки, в которых теперь так обвиняют при-

сяжных, прежде всего делаются самими же судьями, так как ведь если какой-нибудь из обвиняемых предстает перед

присяжными, то это значит, что его уже раньше признали виновным сами судьи: следственный судья, прокурор и др.

Магистратура, в самом деле, является единственным ведомством, действия которого не подлежат никакому контролю. Несмотря

1 Vindicta ( фр. ) — юридический термин, означающий преследование преступлений ( прим. ред. ).

83

на все революции, демократическая Франция не обладает все-таки правом «Habeas Corpus»1, которым так гордится Англия. Мы из-

гнали всех тиранов, но в каждом городе мы посадили судью, который по своему усмотрению распоряжается честью и свободой своих

сограждан. Самый ничтожный следственный судья, едва успевший соскочить со школьной скамьи, получает возмутительное право

отправлять по своему усмотрению в тюрьму самых почетных граждан, и притом на основании лишь простых личных подозрений, в

которых он не обязан никому отдавать отчета. Он может продержать их в тюрьме полгода, год под предлогом следствия и затем от-

пустить их без всякого вознаграждения или извинений. Приказание привести в суд совершенно равносильно знаменитому «lettre de cachet»2, с той лишь разницей, что этим последним средством, которое так справедливо ставили в упрек прежней монархии, могли

пользоваться лишь очень важные лица, а теперь это средство находится в руках целого класса граждан, которых ни в коем случае