Лебон Г. - Психология толп

рую должен был сделать.

В этом случае можно ясно проследить действие механизма, о котором сказано выше: повиновение внушению, тем

более могущественному, что оно бывает коллективным, и уверенность убийцы в том, что он совершает достойный по-

хвалы поступок, уверенность тем более сильная, что он видит единодушное одобрение со стороны своих сограждан.

Конечно, такой поступок будет преступным с точки зрения закона, но с психологической точки зрения мы так не назо-

вем его.

Общие черты преступной толпы такие же, как и всякой другой толпы: восприимчивость к внушению, легковерие, не-

постоянство, приоритет чувств, как хороших, так и дурных. Все эти черты мы можем найти у толпы, оставившей по себе

одно из самых ужасных воспоминаний в нашей истории — это так называемые «сентябрьщики»1. У них, впрочем, мож-

но встретить много общих черт с убийцами Варфоломеевской ночи. Подробности, которые я приведу здесь, позаимство-

ваны у Тэна, почерпнувшего их из мемуаров современников.

Неизвестно в точности кто отдал приказание или внушил идею опустошить тюрьмы посредством избиения эаклю-

ченных. Был ли то Дантон, или кто другой — все равно. Для нас в данном случае интересен только сам факт могущест-

венного внушения, полученного толпой, на которую возложено было совершение убийств.

Толпа убийц состояла приблизительно из четырехсот человек и представляла собой самый совершенный тип раз-

нородной толпы. За исключением небольшого числа профессиональных нищих, почти вся она состояла из лавочни-

ков и ремесленников всех разрядов: башмачников, слесарей, парикмахеров, каменщиков, чиновников, комиссионеров

и т. д. Под влиянием такого же внушения, которому повиновался повар в приведенном выше случае, все эти люди

были совершенно уверены, что они совершают патриотический долг. Они выполняли двойную обязанность — судей

и палачей — и вовсе не считали себя преступниками.

Проникнутые важностью своей миссии, они прежде всего образовали род трибунала, и в этом тотчас же выказалась

вся односторонность суждений толпы и ее правосудия. Ввиду огромного числа обвиняемых, было решено, что дворяне, священники, офицеры, придворные, одним словом, люди, одно звание которых служит уже достаточным доказательст-

вом их виновности в глазах доброго патриота, будут убиты гуртом, без дальнейших рассуждений и специальных реше-

ний суда; что касается других, то их надлежало судить по внешнему виду и по их репутации. Таким образом, толпа

удовлетворила требования своей примитивной совести и могла, уже на законном основании, приступить к убийствам, давая волю своим инстинктам свирепости, генезис которых был мною указан выше, и которые в толпе развиваются все-

гда в очень высокой степени. Но эти инстинкты нисколько не мешают попеременному проявлению совершенно проти-

воположных чувств в толпе, например, чувствительности, которая доходит до такой же крайности, как и свирепость.

Люди эти обладали экспансивной чувствительностью, характеризующей парижского рабочего. Один из федератов, например, узнал, что заключенных в государственной тюрьме оставили без воды на 26 часов. Он пришел в такую ярость, что готов был бы растерзать нерадивого тюремщика, если бы за него не заступились сами же заключенные. Когда им-

провизированный трибунал оправдывал кого-нибудь из заключенных, стража и убийцы обнимали его с восторгом, раз-

давались самые неистовые аплодисменты, а затем снова приступали к массовым убийствам. Во время самого соверше-

ния убийств не прекращалось веселье; танцевали вокруг трупов, устанавливали скамьи для «дам», желавших видеть, как

убивают аристократов. При этом убийцы не переставали выказывать совершенно специфическое чувство спра-

ведливости. Один из убийц заявил трибуналу, что дамы, сидящие далеко, плохо видят, и что лишь некоторым из присут-

ствующих выпадает на долю удовольствие бить аристократов. Трибунал признал справедливость этого замечания, и

решено было осужденных медленно проводить между шпалерами убийц, которые будут бить их тупым концом сабли, чтобы продлить мучения. Они кромсали совершенно обнаженные жертвы в течение получаса и затем, когда все уже

вдоволь насмотрелись, несчастных приканчивали, вскрывая им животы.

Но в другом отношении убийцы обнаруживали такую большую щепетильность и нравственность, которую трудно

было ожидать у них. Они не брали, например, ни денег, ни драгоценностей, найденных у своих жертв, и все это в цело-