Андрей - Бледнее бледного

недавно пожелтевшие глаза видели также хорошо, как при ярком утреннем солнышке. А

может даже и получше. Словом, никаких неудобств наступающая ночь с собой не несла, а

поэтому и остановить неуклонное продвижение вперед к намеченной цели никак не могла.

Впрочем, продвижение все равно остановилось.

Остановилось, едва только леди Кай покинула лестницу и ступила на небольшую

площадь, зажатую со всех сторон темными громадинами строений непонятного

назначения. Хотя, – не то, чтобы совсем уж непонятного… Учитывая местную, так

сказать, специфику и направленность, можно было с уверенностью утверждать, что

неизвестные постройки – суть очередные храмы, молельни и микдаши[1]. Иными словами

– места, куда время от времени заглядывают боги, чтобы пообщаться со своей паствой.

Внять мольбам и наставить на путь, так сказать.

Но высокие стены старых и укутанных сумерками строений были не более чем

обрамлением для небольшой идеально круглой пласы[2], и служили лишь фоном для

действа, которое собственно и прервало поход леди Кай, можно сказать, на полушаге. А

само действо разворачивалось около маленького, и что примечательно – все еще

работающего фонтана, устроенного посреди площади.

Выполнен он был безо всяких, там, затей и ненужных излишеств, что впрочем, не мешало

ему сиять бело-голубым светом в сумраке уже почти полностью накрывшем небольшую

площадь. Причем сияние его было не тем мертвенно-тусклым, которое разливает под

собой бледная и скупая луна, а ослепительным, заливающим все окрест и рождающим к

жизни густые, глубокие и почти что живые тени.

Центральная скульптура фонтана, изображающая, как совсем нетрудно догадаться, распростертую и охраняющую всех и вся длань, равно как и опоясывающий неглубокую

купель бортик были выточены из чего-то абсолютно прозрачного. Будто изо льда

вылеплены. От этого все сооружение казалось невесомым, совершенно нематериальным и

в этом месте абсолютно неуместным. Будто вырвали его зачем-то из доброй далекой

сказки, а потом, так и не решив, что, собственно, с ним делать, бросили прямо тут, нимало

не заботясь о целостности и нерушимости архитектурного ансамбля. Разноцветные блики, пляшущие на холодных хрустальных гранях, только усиливали это странное впечатление.

Впрочем, никакие блуждающие огни и никакая нематериальная сказочность леди Кай тут

не остановили бы и больше чем миг не задержали. И если бы дело было только в этой

нежданной и так внезапно явившейся взору красе, то интесса и с шагу бы даже не сбилась.

Это, уж не говоря о том, чтобы замереть на месте, как истукан, так и не опустив ногу на

землю, пока рука совершенно машинально шарила по поясу в поисках жезла.

Так что дело было не в пляшущих везде и повсюду бликах, а в том, откуда они, собственно говоря, брались. В том, что их к жизни рождало.

А рождались они на острых зубьях серебряного гребня, ослепительно сияющего в ночи, которая уже уютно и совсем по-домашнему расположилась на пыльных плитах мостовой.

То, что гребень – серебряный – было видно даже отсюда, с последней ступеньки

лестницы, и сверкал он ярче любой звезды, расчесывая длинные – почти до самой земли –

волосы, принадлежащие одной весьма и весьма необычной особе.

Почувствовав чужое присутствие, незнакомка прервала свое занятие, хотя интессе

казалось, что девушка настолько увлечена им, что и видеть-то вокруг – ничего не видит и

не замечет. Ее бледная почти до полной прозрачности рука, держащая гребень замерла, а

освобожденные волосы свободно растеклись по плечам тяжелыми темными волнами. В

тот же миг Осси всем своим естеством ощутила какую-то неприятную дрожь внутри, и

сразу же будто гигантскими тисками сжало голову, да так, что казалось еще чуть-чуть, и

она просто треснет, как перезревшая тыква, а потом от внезапно скакнувшего давления

напрочь заложило уши.

Это был акустический удар. Причем неслабой, надо сказать, силы. Такой должен был

раздавить и разорвать все внутренности, превращая тело в бурдюк, наполненный

ливерным фаршем напополам с кровью. Впрочем, пропорция могла быть и иной…

Должен был раздавить, но…

В этот самый момент розовой молнией полыхнуло кольцо некромансера на пальце

интессы, разбивая тугую невидимую волну и отбрасывая ее прочь. Два удара сердца – и

над пласой снова все стало покойно и мирно, и снова заскользил по густым волосам