Unknown - untitled

189

казаться уникальной, и в то же время придавала бы особую

атмосферу продукту массового производства.

В глубине магазина я замечаю кофейный столик. Он называ-

ется «Каирский сундук». В нем не слишком много египетского, но он все же напоминает сундук, который мог стоять в каюте

капитана корабля, а Каир находится на Ниле. Цена — 299 дол-

ларов, дешево. Я приподнимаю столик, взявшись за край, чув-

ствую приятную тяжесть. Я доверяю его качеству. Но нужен ли

мне такой же кофейный столик, что стоит дома еще у восьми

миллионов людей? В соответствии со старой иерархией «высо-

кого» и «низкого» — нет, но, может быть, в том, чтобы иметь

«Каирский сундук», есть какая-то не понятная мне ценность с

точки зрения ноубрау .

Я с большим или меньшим усердием искал себе кофейный

столик последние двадцать лет. Не так давно я понял, что вряд ли

когда-нибудь найду такой, какой мне нравится, потому что я на

самом деле пытался восстановить картографию статуса, словно

нанесенную на кофейный столик родителей, с подававшимися

в четко установленное время коктейлями и кофе и журналами

вроде «Нью-Йоркера», точно определяющими место владельца в

культурной иерархии. Снова я берусь за свою логарифмическую

линейку статуса. Я искренне пытаюсь признать, что «Каирский

сундук» — это дурной вкус, по старым культурным стандартам: товары массового производства плохи, в особенности мебель.

И снова обнаруживаю, что мое суждение странным образом

опровергнуто. Оригинальная смесь стилей сделала «Каирский

сундук» непроницаемым для индивидуального суждения. Вкус, когда-то принадлежавший зрителю, перешел на сам объект.

Не приняв никакого решения насчет «Каирского сундука», я

выхожу на улицу и иду по Бродвею к магазину «Дин и Де Лука», 190

чтобы выполнить формальную цель своей прогулки: купить

помидоры на вечер. Магазин напоминает мастерскую худож-

ника — высокие потолки и большие окна. По моему мнению, продукты здесь хуже, чем у Балдуччи на Шестой авеню, но нали-

чие больших открытых пространств в «Дин и Де Лука» лучше

способствует созерцанию таких предметов искусства, как грибы

сморчки (35 долларов за фунт), чем тесная, напоминающая вос-

точный базар лавка Балдуччи.

Я погружаюсь в сравнительный анализ помидоров из Бель-

гии и Нью-Джерси. Ни те ни другие не дешевы — три доллара за

фунт. Это своего рода убежище для меня: здесь, в этом замкну-

том пространстве, я все еще способен выносить суждения. Я не

знаю, является ли «Пей мой океан» высоким искусством и при-

надлежит ли «Каирский сундук» к хорошему вкусу, но я могу, по крайней мере, выбрать хорошие помидоры. Помидоры — это

моя аутентичная культура, часть культурного наследия, полу-

ченного непосредственно в том месте, где я рос. С точки зрения

культуры в южной части Нью-Джерси мало что происходит, за

исключением помидоров.

Я уношу мои помидоры и две великолепные телячьи ноги, завернутые в плотную вощеную бумагу, прочь из Долины Ноу-

брау и попадаю домой как раз к новостям в половине седьмого.

Я беру бутылку оливкового масла, наливаю немного на сково-

роду и начинаю резать сельдерей. Потом я разрезаю помидор

из Нью-Джерси и понимаю, что меня надули. Помидор, кото-

рый внешне выглядит идеально и должен быть свежим, потому

что привезен с расстояния в каких-нибудь пятьдесят миль, вну-

три выглядит клейким, словно замороженным, — как обыч-

ный «низкий» помидор из супермаркета. Надо было брать

бельгийские.

7. Высокий ноубрау

Тина подбросила мне идею сделать материал о Геффене, когда

мы обсуждали в ее кабинете, что войдет в «калифорнийский»

номер журнала. Она бросила на меня быстрый, интригующий, заинтересованный взгляд, отвлекшись от своей диетической

колы, и спросила: «Как насчет Геффена?».

Эта была одна из тех идей, которые время от времени всплы-

вали в редакции с момента прихода Тины. Другим журнали-

стам уже предлагали написать о Геффене, но все отказывались, потому что взяться за этот материал явно означало бы стать

посредником в отношениях между Тиной и Геффеном. Я тоже

мог сказать «нет». Я говорил Тине «нет» раньше, и хотя ситуа-

ция возникала довольно неприятная — Тина бросала на меня

смертельно холодный взгляд такой же силы, как и ее горячий

взгляд поверх банки с диетической колой, — но иногда это было